характерные черты средневековой мысли, такие как схоластическое теоретизирование, гермстизм, символизм, архаизм, авторитаризм, консерватизм, традиционализм, рстроспск-тивность, дидактизм, талмудизм, телеологизм, универсализм, созерцательность, квалитативизм, мистицизм, эссенциализм, фундаментализм, исключили возможность удовлетворяющего высоким гносеологическим ценностям знания в принципе. Верно отметил в свое время Кондорсе, что в Средневековье положение принималось не потому, что оно было истинным, но потому что оно было написано в такой-то книге и было принято в такой-то стране и с такого-то века. Таким образом, авторитет людей и священных текстов заменял всюду авторитет разума. Книги изучались гораздо более природы и воззрения древних лучше, чем явления Вселенной. (См. исторические формы науки, история науки).
В.В. Ильин
СРЕДНЕВЕКОВАЯ НАУКА
СРЕДНЕВЕКОВАЯ НАУКА
СРЕДНЕВЕКОВАЯ НАУКА
вторая диахронная форма науки «в собственном смысле слова». Традиционно под ней принято понимать науку «высокого» (XI–XIII вв.) и «позднего» (XIV и иногда XV в.) Средневековья. В некоторых исследованиях существует тенденция рассматривать средневековую науку преимущественно как недостающее промежуточное звено между античной и новоевропейской формами науки. Решающим аргументом здесь оказывается то, что наука Средневековья не породила собственных образцов строгой науки, подобных античной математике или новоевропейской экспериментально-математической физике. Хрестоматийным примером такой позиции может служить радикализм П. Дюгема, относящего дату рождения «современной науки» к знаменитому «Парижскому осуждению» 1277 г., тем самым сводящего самостоятельное значение средневековой scientia к второстепенной роли «эмбрионального» бытия классической науки.
Подобные взгляды обусловлены тем негативным отношением к средневековой культуре мышления в целом, которое сложилось прежде всего у самих творцов Новой науки, зачастую отрицавших даже наличие какой-либо интеллектуальной преемственности и традиции. Между тем само существо классической науки можно в известном смысле редуцировать к средневековой науке, представив первую как продолжение и развитие идей второй, явившихся продуктом столкновения античного космоса с христианским универсумом. С этой точки зрения, средневековая наука обладает достаточной самобытностью, укорененной в христианской онтотеологии, основными принципами которой являются теоцентризм, ревеляционизм, креационизм, провиденциализм и персонализм. Эти же принципы определяют и специфические черты средневековой науки. (См. Теологические принципы средневековой науки.)
Таким образом, именно теология в Средние века является наукой по преимуществу. Подобная ситуация в ряде случаев имела место и в Античности (особенно у Аристотеля), однако греческий теологизм был плюралистичным и основывался на интеллектуальной свободе поиска истины, тогда как средневековая теология, имея дело с несомненностью истины, представляет собой догматическую и идеологизированную систему, детерминированную совокупностью авторитетных источников и предписаний. Теологический догматизм средневекового научного мышления обусловил, помимо указанного утилитаризма и символизма, также следующие характерные особенности средневековой науки.
Во-первых, понимание знания как интерпретации авторитетных текстов, вследствие чего научное исследование осуществляется в «маргинальной» форме комментария, систематизации и классификации, понимаемых как translatio и бесконечное уточнение несомненной истины. Эта установка лежит в основании метода, известного под именем «схоластического» и заключающегося непосредственно в том, что исследуемый текст посредством анализа разделяется на ряд тезисов, согласно которым формулируются quaestiones disputatae и возможные их решения. Аргументы, приводимые для опровержения одних и для обоснования других решений, излагаются силлогистически и приводят к окончательному выводу. Этот метод изложения и исследования, ставший характерным в эпоху «высокого Средневековья», впервые в своей классической форме был осуществлен в «Сумме» (Summa universae theologiae, пер. пол. XIII в.) Александра Гэльского и связан как с обретением средневековой наукой всего корпуса логических работ Аристотеля («Органона»), так и с оформлением в университетской среде принципов антитетического мышления.
Во-вторых, идеологическая подконтрольность и самоконтроль: выход за рамки ортодоксии был чреват обвинением в ереси не только в теологических изысканиях. Так, по идеологическим основаниям в Средние века не получила своего развития такая фундаментальная научная программа античности, как атомизм. Расцвет средневековой науки связан с культурно-образовательным ренессансом ХІІ– ХІІІ вв.: с возвращением на христианский Запад античной научно-философской классики, открытием арабской науки, со становлением в университетских стенах традиций свободного и критического научного поиска. В XIII в. в распоряжении европейских ученых была значительная часть аристотелевского корпуса (помимо «Органона», метафизические и, что особенно важно, натурфилософские сочинения), избранные труды Платона (среди которых «Тимей»), Евклида («Начала»), Птолемея («Альмагест»), Архимеда, Гиппократа, Галена, а также «арабских аристотеликов» Ибн Рушда (Аверроэса), Ибн Сины (Авиценны) и др. Из античных научных программ средневековая наука восприняла главным образом «физическую» программу Аристотеля и «математическую» Платона, определивших различие в подходах к исследованию объекта в средневековом естествознании и математике (включающей в себя также астрономию). Поскольку аристотелизм в наибольшей степени удовлетворял растущему с XII в. интересу к чувственному миру природы и представлял к тому же действительную альтернативу традиционной «психологической» программе августинианства, постольку это различие было не в пользу математики. Если физика исследует истинные причины и первые основания вещей, то математика, не компетентная судить о принципах, изобретает лишь гипотезы для «спасения явлений». Этот взгляд, не способствовавший объединению обеих программ, был преобладающим в проаристотелевском Парижском университете. Среди парижских натуралистов следует особо выделить Фому Аквинского (помимо комментария к «Физике» (1268–1271), показателен в отношении квалитативистского подхода в решении физических проблем его трактат «О смешении элементов» (De mixtione elementorum, 1270– 1273)), Сигера Брабантского и Боэция Дакийского (XIII в.), обосновавшего положение о «естественной» вечности мира (De aeternitate mundi, XIII в.) с позиций «двойственной истины».
Чрезмерное пристрастие к аристотелевскому натурализму стоило двум последним академической карьеры (вследствие Осуждения 1277 г.) . Напротив, в Оксфорде сложилась тенденция к математизации scientia naturalis. Фактическим основателем Оксфордской научной школы в XIII в. явился Ричард Гроссетест, предложивший физико-математическое обоснование традиционной метафизики света. Трактуя свет в качестве общей «формы телесности» (forma corporeitatis), Гроссетест заключает из этого, что законы, действующие в рамках геометрической оптики, должны быть приложимы ко всей физической реальности. Важной вехой в истории науки является его трактат «О свете, или О начале форм» (De luce seu de inchoatione formarum, 1225–1228), насколько известно, первая и единственная физико-математическая космогония Средневековья и вторая после «Тимея». Роль основателя экспериментальной науки в равной степени приписывают как Гроссетесту, так и его знаменитому ученику Роджеру Бэкону. Вслед за учителем Бэкон развивал идею необходимости «via experientiae» в науке, метода, включающего в себя также использование «механических искусств» (в частности, прогнозировал возможность создания телескопа). В XIV в. развитию эмпирической науки способствовала номиналистическая концепция Уильяма Оккама.
Традиции физико-математической школы продолжили в Мертон-Колледже при Оксфордском университете так называемые calculators (Томас Брадвардин, Ричард Суайнсхед, Уильям Хейтесбери и др.) . К достижениям «калькуляторов» принадлежит переосмысление исконной проблемы физики – проблемы движения, выразившееся в вычленении геометрического и арифметико-агебраического аспектов физико-теоретическош определения скорости. В Париже в XIV в. проблемой движения занимались Жан Буридан и Николай Орем. Осуществленная Буриданом экстраполяция теории импетуса (импульса) на объяснение движения небесных тел явилась первым шагом к механистическому воззрению на мир. Необходимым моментом концепции Буридана явился запрет на физическую телеологию (causae finales): в объяснении природы (даже живой) должны быть задействованы исключительно causae efficientes. Теория «конфигурации качеств» Николая Орема дала метод геометрического изображения изменений скорости, что можно считать первым шагом к системе прямоугольных координат. В астрономии Орем на принципах гипотетизма представил гелиоцентрическую модель, которую полагал теоретически более экономной, нежели геоцентризм. Несмотря на развитие в науке «позднего Средневековья» антиквалитативистских тенденций, разработка строгих количественных методов связана все же именно с новоевропейской наукой, что обусловлено отсутствием в средневековой scientia naturalis такой неотъемлемой составляющей классического математического метода, как идея прецизионности. А. С . Горинский
Подобные взгляды обусловлены тем негативным отношением к средневековой культуре мышления в целом, которое сложилось прежде всего у самих творцов Новой науки, зачастую отрицавших даже наличие какой-либо интеллектуальной преемственности и традиции. Между тем само существо классической науки можно в известном смысле редуцировать к средневековой науке, представив первую как продолжение и развитие идей второй, явившихся продуктом столкновения античного космоса с христианским универсумом. С этой точки зрения, средневековая наука обладает достаточной самобытностью, укорененной в христианской онтотеологии, основными принципами которой являются теоцентризм, ревеляционизм, креационизм, провиденциализм и персонализм. Эти же принципы определяют и специфические черты средневековой науки. (См. Теологические принципы средневековой науки.)
Таким образом, именно теология в Средние века является наукой по преимуществу. Подобная ситуация в ряде случаев имела место и в Античности (особенно у Аристотеля), однако греческий теологизм был плюралистичным и основывался на интеллектуальной свободе поиска истины, тогда как средневековая теология, имея дело с несомненностью истины, представляет собой догматическую и идеологизированную систему, детерминированную совокупностью авторитетных источников и предписаний. Теологический догматизм средневекового научного мышления обусловил, помимо указанного утилитаризма и символизма, также следующие характерные особенности средневековой науки.
Во-первых, понимание знания как интерпретации авторитетных текстов, вследствие чего научное исследование осуществляется в «маргинальной» форме комментария, систематизации и классификации, понимаемых как translatio и бесконечное уточнение несомненной истины. Эта установка лежит в основании метода, известного под именем «схоластического» и заключающегося непосредственно в том, что исследуемый текст посредством анализа разделяется на ряд тезисов, согласно которым формулируются quaestiones disputatae и возможные их решения. Аргументы, приводимые для опровержения одних и для обоснования других решений, излагаются силлогистически и приводят к окончательному выводу. Этот метод изложения и исследования, ставший характерным в эпоху «высокого Средневековья», впервые в своей классической форме был осуществлен в «Сумме» (Summa universae theologiae, пер. пол. XIII в.) Александра Гэльского и связан как с обретением средневековой наукой всего корпуса логических работ Аристотеля («Органона»), так и с оформлением в университетской среде принципов антитетического мышления.
Во-вторых, идеологическая подконтрольность и самоконтроль: выход за рамки ортодоксии был чреват обвинением в ереси не только в теологических изысканиях. Так, по идеологическим основаниям в Средние века не получила своего развития такая фундаментальная научная программа античности, как атомизм. Расцвет средневековой науки связан с культурно-образовательным ренессансом ХІІ– ХІІІ вв.: с возвращением на христианский Запад античной научно-философской классики, открытием арабской науки, со становлением в университетских стенах традиций свободного и критического научного поиска. В XIII в. в распоряжении европейских ученых была значительная часть аристотелевского корпуса (помимо «Органона», метафизические и, что особенно важно, натурфилософские сочинения), избранные труды Платона (среди которых «Тимей»), Евклида («Начала»), Птолемея («Альмагест»), Архимеда, Гиппократа, Галена, а также «арабских аристотеликов» Ибн Рушда (Аверроэса), Ибн Сины (Авиценны) и др. Из античных научных программ средневековая наука восприняла главным образом «физическую» программу Аристотеля и «математическую» Платона, определивших различие в подходах к исследованию объекта в средневековом естествознании и математике (включающей в себя также астрономию). Поскольку аристотелизм в наибольшей степени удовлетворял растущему с XII в. интересу к чувственному миру природы и представлял к тому же действительную альтернативу традиционной «психологической» программе августинианства, постольку это различие было не в пользу математики. Если физика исследует истинные причины и первые основания вещей, то математика, не компетентная судить о принципах, изобретает лишь гипотезы для «спасения явлений». Этот взгляд, не способствовавший объединению обеих программ, был преобладающим в проаристотелевском Парижском университете. Среди парижских натуралистов следует особо выделить Фому Аквинского (помимо комментария к «Физике» (1268–1271), показателен в отношении квалитативистского подхода в решении физических проблем его трактат «О смешении элементов» (De mixtione elementorum, 1270– 1273)), Сигера Брабантского и Боэция Дакийского (XIII в.), обосновавшего положение о «естественной» вечности мира (De aeternitate mundi, XIII в.) с позиций «двойственной истины».
Чрезмерное пристрастие к аристотелевскому натурализму стоило двум последним академической карьеры (вследствие Осуждения 1277 г.) . Напротив, в Оксфорде сложилась тенденция к математизации scientia naturalis. Фактическим основателем Оксфордской научной школы в XIII в. явился Ричард Гроссетест, предложивший физико-математическое обоснование традиционной метафизики света. Трактуя свет в качестве общей «формы телесности» (forma corporeitatis), Гроссетест заключает из этого, что законы, действующие в рамках геометрической оптики, должны быть приложимы ко всей физической реальности. Важной вехой в истории науки является его трактат «О свете, или О начале форм» (De luce seu de inchoatione formarum, 1225–1228), насколько известно, первая и единственная физико-математическая космогония Средневековья и вторая после «Тимея». Роль основателя экспериментальной науки в равной степени приписывают как Гроссетесту, так и его знаменитому ученику Роджеру Бэкону. Вслед за учителем Бэкон развивал идею необходимости «via experientiae» в науке, метода, включающего в себя также использование «механических искусств» (в частности, прогнозировал возможность создания телескопа). В XIV в. развитию эмпирической науки способствовала номиналистическая концепция Уильяма Оккама.
Традиции физико-математической школы продолжили в Мертон-Колледже при Оксфордском университете так называемые calculators (Томас Брадвардин, Ричард Суайнсхед, Уильям Хейтесбери и др.) . К достижениям «калькуляторов» принадлежит переосмысление исконной проблемы физики – проблемы движения, выразившееся в вычленении геометрического и арифметико-агебраического аспектов физико-теоретическош определения скорости. В Париже в XIV в. проблемой движения занимались Жан Буридан и Николай Орем. Осуществленная Буриданом экстраполяция теории импетуса (импульса) на объяснение движения небесных тел явилась первым шагом к механистическому воззрению на мир. Необходимым моментом концепции Буридана явился запрет на физическую телеологию (causae finales): в объяснении природы (даже живой) должны быть задействованы исключительно causae efficientes. Теория «конфигурации качеств» Николая Орема дала метод геометрического изображения изменений скорости, что можно считать первым шагом к системе прямоугольных координат. В астрономии Орем на принципах гипотетизма представил гелиоцентрическую модель, которую полагал теоретически более экономной, нежели геоцентризм. Несмотря на развитие в науке «позднего Средневековья» антиквалитативистских тенденций, разработка строгих количественных методов связана все же именно с новоевропейской наукой, что обусловлено отсутствием в средневековой scientia naturalis такой неотъемлемой составляющей классического математического метода, как идея прецизионности. А. С . Горинский
Источник: История философии науки и техники.
