САДИЗМ
Садизм
Извращение, смысл которого заключается в наслаждении, испытываемом при виде чужих страданий, как это описано у Сада. Отличается от жестокости более явно выраженной эротической окраской. Что отнюдь не значит, будто садизм лишен жестокости. Без добровольного согласия сексуального партнера садизм остается поведением, заслуживающим всяческого порицания.
Источник: Философский словарь.
САДИЗМ
1) насильственные действия, угрожающие здоровью и жизни человека и способные вызывать у того, кто их осуществляет, сексуальные эмоции (название по имени французского писателя де Сада, описавшего это извращение); 2) насилие в отношении любого живого существа, отличающееся особой жестокостью. Природа С. имеет сексуально-кратический характер: потребность в удовлетворении полового инстинкта соединяется здесь со стремлением к абсолютной власти над жизнью другого существа. Эта власть проявляется в причинении физических и моральных страданий от боли и унижений, в попирании человеческого достоинства жертвы, в надругательстве над всеми ее естественными правами. С. - это злокачественное образование внутри человеческой психики, калечащее личность садиста, превращающее его в морального урода и преступника. Чаще всего садистами становятся люди, не видящие перед собой возможностей позитивного самоутверждения, не знающие радостей истинного творчества. С. становится для них средством, позволяющим почувствовать свою значительность через власть над другим существом. Иллюзия всемогущества вытесняет для них сознание своей человеческой бездарности. Садист далеко не всегда стремится к убийствам; ему гораздо важнее, чтобы жертва была живым, дрожащим от ужаса объектом обладания. Согласно психологическому диагнозу Фромма, садист – это не снерхчеловек, а, напротив, одинокое, полное страхов, несчастное создание, страдающее от сознания своей человеческой несостоятельности. Насилие над еще более слабыми существами позволяет ему компенсировать в собственных глазах свою ничтожность. Но это не избавляет его от личной трусости и готовности подчиниться тем, кто сильнее и агрессивнее. Фромм высказывает мысль о существовании садистских цивилизаций, практикующих системное насилие и активно плодящих преступников, а также садистски ориентированных социальных слоев, не знающих истинных радостей жизни, жаждущих мести и перераспределения власти.
Источник: Евразийская мудрость от а до Я
САДИЗМ
(нем. Sadismus - от имени Д.А.Ф. де Сада) термин, введенный в научное употребление для обозначения сексуальной девиации, при к-рой достижение сексуального удовлетворения наступает в процессе причинения партнеру боли и телесных повреждений, при одновременной подчеркнутой демонстрации его унижения и подчинения (Р. фон КрафтЭбинг). Теоретическое осмысление проблемы С. первоначально имело лишь прикладной, сексопатологический характер и происходило в рамках различных психоаналитических школ и направлений. Однако позднее интерпретационные модели психиатрии были перенесены на поведение психически «нормальных» индивидов, практикующих различные обращенные формы С. напрямую не связанные с сексом и брутальностью. Изучение проблемы С. в этическом контексте позволяет наиболее глубоко проанализировать психологические истоки феноменов злодеяния. зложелатсльности.
В психоаналитической традиции С. получил дне основные трактовки, восходящие к З.Фрейду.
В первом случае в качестве его основания выступает регрессивное и патологическое преобладание агрессивного компонента нормальной сексуальности.
В более позднем варианте С. трактуется Фрейдом в связи с наличествующим у всего живого влечением к смерти, к-рое в целях самосохранения индивида связывается с эротическим импульсом и переносится на другого человека. Второй вариант послужил точкой отсчета для большинства позднейших психоаналитических трактовок С. (Т.Рейк, Э.Фромм, К.Хорни и др.).
В них был уточнен механизм связи реальных проявлений С. с влечением к смерти и подвергнуто критике представление о субстанциональном характере последнего для «нормальной биологии».
В наиболее распространенном в психоанализе понимании С. предстает как проявление глубинного стремления превратить другого в неодушевленную вещь, лишенную способности к самостоятельным изъявлениям воли. Унижение, причинение боли, демонстрация силового превосходства служат лишь средствами, к-рые позволяют наиболее четко обозначить предельные формы обладания другим как вещью. Садист аффицирует свою чувственность зрелищем того, как его насильственное действие (ментальное или физическое) производит максимально возможное влияние на духовный мир жертвы, наполняя его страхом и болью - аффектами, к-рые не только чрезвычайно интенсивны и разрушительны, но и наименее индивидуально окрашены. Выводы психоаналитиков о зависимости С. от влечения к смерти заставляют сомневаться в правильности его трактовки как развернутого до крайней точки гедонистического жизнеощущения, поскольку в рамках двух этих явлений (С. и гедонизма) реализуется различное отношение к страданию ближнего. Гедонизм предполагает наслаждение, несмотря на возможные страдания других, С. — наслаждение от этих страданий других. И хотя непосредственный мотив действий садиста может быть описан как гедонистический порыв, на самом деле эрос (удовольствие) в садистической практике находится на службе у иного, противоречащего ему принципа. Для возникновения С. необходимо преобразование качественных определений исходного гедонистического удовольствия, предстающее как последовательный процесс, в к-ром непосредственное наслаждение сначала «перестает мотивировать волеизъявление» («десексуализация», «умерщвление Эроса», по Ж.Делёзу), а затем превращается в своеобразное вознаграждение за прямое проявление деструктивных стремлений («ресексуализация Танатоса»). Т.о., даже эротическая окрашенность С. является вторичной и связана лишь с тем, что сексуальность служит универсальным языком для выражения наиболее интенсивных переживаний, позволяющим символически фиксировать успех любого жизненного проекта. Бессознательная в большинстве случаев перестройка механизмов наслаждения в С. была отчетливо вербализована маркизом де Садом. Для его либертенов действительно приятно не то, что эмпирически предстает как таковое, а лишь то, что связано с преступлением, с «деянием, посредством которого Бог и мир были бы низведены в ничто», т.е. с реализацией стремления к разрушению. Это делает С. в отличие от иных сексуальных отклонений, построенных только на замене нормального объекта влечения, «фундаментальной перверсией» (Фромм), извращающей саму сущность живого и человеческого. Эгоистическая же установка (у Фромма - нарциссизм) является лишь необходимым условием, устраняющим внутренние психологические преграды (страх, угрызения совести и т.д.), но не выражением основного движущего импульса С. Как реальный жизненный проект С. отмечен рядом внутренних парадоксов. Во-первых, хотя за всеми акциями садиста, по замечанию Фромма, «стоит... способность и готовность убивать», ее полная реализация прерывает созерцание процесса деструкции, делая дальнейшее наслаждение невозможным. Во-вторых, в контексте садистского замысла жертва служит лишь случайным объектом для высвобождения деструктивных тенденций, она - символический фетиш. Всякое иное отношение к ней усложняет задачу садиста и, как свидетельствует судебная практика, в ряде случаев разрушает его замысел. Но само причинение максимального страдания подчас требует применения таких средств, к-рые предполагают тонкий учет личностных особенностей жертвы, тесный духовный контакте ней. Разнонаправленные попытки разрешения этих парадоксов формируют две основные стратегии С. к-рые обозначены в работе Фромма «Бегство от свободы» как «разрушительность» и «симбиотический садомазохизм».
В первом, наиболее патологическом варианте насилие, принимающее форму причинения физической боли (самого универсального и безличного средства подавления), доводится до своего логического завершения в убийстве жертвы. Потеря объекта компенсируется серийностью актов насилия по отношению к различным контрагентам, сменяющим друг друга с калейдоскопической быстротой. Таковы описания эксцессов либертинажа у де Сада. Такова же практика серийного убийцы-садиста, для к-рого индивидуальные черты жертв имеют малое значение.
В смягченной и обращенной форме подобная стратегия проявляется в актах слабо мотивированной словесной агрессии, сопровождающейся употреблением ненормативной или просто бранной лексики, имеющей также не индивидуально, но универсально оскорбительный и унижающий характер (своеобразный субститут физического ущерба). Иная стратегия возникает, когда причинение страдания приобретает строго индивидуализированный порядок, снимающий элемент безличности как с объекта, так и с субъекта садистской практики.
В этом случае садист старается не потерять жертву своей жестокости. Его действия нацелены не на смену объектов деструкции, а на достижение предельной длительности полного господства над одной личностью. Такая ситуация приводит к особой симбиотической связи жертвы и мучителя, связи, при к-рой мучитель зависит от своей жертвы не меньше, чем она от него. За исключением самых крайних, патологических и брутальных проявлений, С. сопровождается разнообразными рационализациями, стремящимися сделать его более или менее морально приемлемым. Среди «моральных» оправданий садистского подчинения и деструкции наиболее распространены: а) сверхзабота о другом, б) самозащита, в) заслуженная месть или восстановление справедливости. Часто С. пытается поставить на службу своей практике различные общественные отношения, к-рыс связаны с подчинением и господством. Садист использует в своих интересах институциональные рычаги социального регулирования и контроля, разворачивая мощь административной машины для выполнения своих капризов и прихотей в области реализации стремления к господству и подавлению. При этом даже очень небольшой объем власти дает возможность ставить в унизительное положение тех, кто находится в пределах полномочий садиствующего чиновника. Возможность использовать легализованное, санкционированное обществом принуждение часто служит провоцирующим фактором для развития садистских склонностей и задатков. Особенно благоприятным фоном самореализации индивидов с повышенной тягой к деструктивности являются условия военных действий, общественной нестабильности, а также деятельность в карательных структурах тоталитарного государства.
В последнем случае господствующая тоталитарная идеология становится особенно удобным способом оправдательной рационализации патологического стремления к применению ментального и физического насилия, выражающегося в оскорблениях, издевательствах, пытках и т.д. Вопрос о субстанциональной или же, напротив, акцидентальной связи государственного (шире - социального, культурного) принуждения с садистским по своему характеру насилием был заострен в работах В.Райха и Г.Маркузе.
В обычной речи слово «С.» обозначает порочную склонность к причинению другим бесцельных мучений. Лит.: ДелёзЖ. Представление Захер-Мазоха (холодное и жестокое) // Венера в мехах. М.: РИК «Культура», 1992. С. 189-314; Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев: «ИСА», 1995; Маркиз де Сад и XX век. М.: РИК «Культура», 1992; Райх В. Сексуальная революция. М.: Университетская книга; ACT, 1997; Старович 3. Судебная сексология. М.: Юрид. лит-ра, 1990; Фрейд 3. Очерки по психологии сексуальности // Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Книга 1. Тбилиси: «Мерани», 1991. С. 5—175; Фрейд 3. По ту сторону принципа наслаждения // Там же. С. 89—116; Фрейд 3. «Я» и «Оно» // Там же. С. 139-193; Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992. С. 13-109; Reik Т. Masochism in Modern Man. New York; Toronto: Farrarand Rineharting, 1941. А.В.Прокофьев
В психоаналитической традиции С. получил дне основные трактовки, восходящие к З.Фрейду.
В первом случае в качестве его основания выступает регрессивное и патологическое преобладание агрессивного компонента нормальной сексуальности.
В более позднем варианте С. трактуется Фрейдом в связи с наличествующим у всего живого влечением к смерти, к-рое в целях самосохранения индивида связывается с эротическим импульсом и переносится на другого человека. Второй вариант послужил точкой отсчета для большинства позднейших психоаналитических трактовок С. (Т.Рейк, Э.Фромм, К.Хорни и др.).
В них был уточнен механизм связи реальных проявлений С. с влечением к смерти и подвергнуто критике представление о субстанциональном характере последнего для «нормальной биологии».
В наиболее распространенном в психоанализе понимании С. предстает как проявление глубинного стремления превратить другого в неодушевленную вещь, лишенную способности к самостоятельным изъявлениям воли. Унижение, причинение боли, демонстрация силового превосходства служат лишь средствами, к-рые позволяют наиболее четко обозначить предельные формы обладания другим как вещью. Садист аффицирует свою чувственность зрелищем того, как его насильственное действие (ментальное или физическое) производит максимально возможное влияние на духовный мир жертвы, наполняя его страхом и болью - аффектами, к-рые не только чрезвычайно интенсивны и разрушительны, но и наименее индивидуально окрашены. Выводы психоаналитиков о зависимости С. от влечения к смерти заставляют сомневаться в правильности его трактовки как развернутого до крайней точки гедонистического жизнеощущения, поскольку в рамках двух этих явлений (С. и гедонизма) реализуется различное отношение к страданию ближнего. Гедонизм предполагает наслаждение, несмотря на возможные страдания других, С. — наслаждение от этих страданий других. И хотя непосредственный мотив действий садиста может быть описан как гедонистический порыв, на самом деле эрос (удовольствие) в садистической практике находится на службе у иного, противоречащего ему принципа. Для возникновения С. необходимо преобразование качественных определений исходного гедонистического удовольствия, предстающее как последовательный процесс, в к-ром непосредственное наслаждение сначала «перестает мотивировать волеизъявление» («десексуализация», «умерщвление Эроса», по Ж.Делёзу), а затем превращается в своеобразное вознаграждение за прямое проявление деструктивных стремлений («ресексуализация Танатоса»). Т.о., даже эротическая окрашенность С. является вторичной и связана лишь с тем, что сексуальность служит универсальным языком для выражения наиболее интенсивных переживаний, позволяющим символически фиксировать успех любого жизненного проекта. Бессознательная в большинстве случаев перестройка механизмов наслаждения в С. была отчетливо вербализована маркизом де Садом. Для его либертенов действительно приятно не то, что эмпирически предстает как таковое, а лишь то, что связано с преступлением, с «деянием, посредством которого Бог и мир были бы низведены в ничто», т.е. с реализацией стремления к разрушению. Это делает С. в отличие от иных сексуальных отклонений, построенных только на замене нормального объекта влечения, «фундаментальной перверсией» (Фромм), извращающей саму сущность живого и человеческого. Эгоистическая же установка (у Фромма - нарциссизм) является лишь необходимым условием, устраняющим внутренние психологические преграды (страх, угрызения совести и т.д.), но не выражением основного движущего импульса С. Как реальный жизненный проект С. отмечен рядом внутренних парадоксов. Во-первых, хотя за всеми акциями садиста, по замечанию Фромма, «стоит... способность и готовность убивать», ее полная реализация прерывает созерцание процесса деструкции, делая дальнейшее наслаждение невозможным. Во-вторых, в контексте садистского замысла жертва служит лишь случайным объектом для высвобождения деструктивных тенденций, она - символический фетиш. Всякое иное отношение к ней усложняет задачу садиста и, как свидетельствует судебная практика, в ряде случаев разрушает его замысел. Но само причинение максимального страдания подчас требует применения таких средств, к-рые предполагают тонкий учет личностных особенностей жертвы, тесный духовный контакте ней. Разнонаправленные попытки разрешения этих парадоксов формируют две основные стратегии С. к-рые обозначены в работе Фромма «Бегство от свободы» как «разрушительность» и «симбиотический садомазохизм».
В первом, наиболее патологическом варианте насилие, принимающее форму причинения физической боли (самого универсального и безличного средства подавления), доводится до своего логического завершения в убийстве жертвы. Потеря объекта компенсируется серийностью актов насилия по отношению к различным контрагентам, сменяющим друг друга с калейдоскопической быстротой. Таковы описания эксцессов либертинажа у де Сада. Такова же практика серийного убийцы-садиста, для к-рого индивидуальные черты жертв имеют малое значение.
В смягченной и обращенной форме подобная стратегия проявляется в актах слабо мотивированной словесной агрессии, сопровождающейся употреблением ненормативной или просто бранной лексики, имеющей также не индивидуально, но универсально оскорбительный и унижающий характер (своеобразный субститут физического ущерба). Иная стратегия возникает, когда причинение страдания приобретает строго индивидуализированный порядок, снимающий элемент безличности как с объекта, так и с субъекта садистской практики.
В этом случае садист старается не потерять жертву своей жестокости. Его действия нацелены не на смену объектов деструкции, а на достижение предельной длительности полного господства над одной личностью. Такая ситуация приводит к особой симбиотической связи жертвы и мучителя, связи, при к-рой мучитель зависит от своей жертвы не меньше, чем она от него. За исключением самых крайних, патологических и брутальных проявлений, С. сопровождается разнообразными рационализациями, стремящимися сделать его более или менее морально приемлемым. Среди «моральных» оправданий садистского подчинения и деструкции наиболее распространены: а) сверхзабота о другом, б) самозащита, в) заслуженная месть или восстановление справедливости. Часто С. пытается поставить на службу своей практике различные общественные отношения, к-рыс связаны с подчинением и господством. Садист использует в своих интересах институциональные рычаги социального регулирования и контроля, разворачивая мощь административной машины для выполнения своих капризов и прихотей в области реализации стремления к господству и подавлению. При этом даже очень небольшой объем власти дает возможность ставить в унизительное положение тех, кто находится в пределах полномочий садиствующего чиновника. Возможность использовать легализованное, санкционированное обществом принуждение часто служит провоцирующим фактором для развития садистских склонностей и задатков. Особенно благоприятным фоном самореализации индивидов с повышенной тягой к деструктивности являются условия военных действий, общественной нестабильности, а также деятельность в карательных структурах тоталитарного государства.
В последнем случае господствующая тоталитарная идеология становится особенно удобным способом оправдательной рационализации патологического стремления к применению ментального и физического насилия, выражающегося в оскорблениях, издевательствах, пытках и т.д. Вопрос о субстанциональной или же, напротив, акцидентальной связи государственного (шире - социального, культурного) принуждения с садистским по своему характеру насилием был заострен в работах В.Райха и Г.Маркузе.
В обычной речи слово «С.» обозначает порочную склонность к причинению другим бесцельных мучений. Лит.: ДелёзЖ. Представление Захер-Мазоха (холодное и жестокое) // Венера в мехах. М.: РИК «Культура», 1992. С. 189-314; Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев: «ИСА», 1995; Маркиз де Сад и XX век. М.: РИК «Культура», 1992; Райх В. Сексуальная революция. М.: Университетская книга; ACT, 1997; Старович 3. Судебная сексология. М.: Юрид. лит-ра, 1990; Фрейд 3. Очерки по психологии сексуальности // Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Книга 1. Тбилиси: «Мерани», 1991. С. 5—175; Фрейд 3. По ту сторону принципа наслаждения // Там же. С. 89—116; Фрейд 3. «Я» и «Оно» // Там же. С. 139-193; Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992. С. 13-109; Reik Т. Masochism in Modern Man. New York; Toronto: Farrarand Rineharting, 1941. А.В.Прокофьев
Источник: Этика. Энциклопедический словарь. М. Гардарики 2001
