Петр Яковлевич Чаадаев

Найдено 16 определений
Показать: [все] [проще] [сложнее]

Автор: [российский] [зарубежный] Время: [советское] [постсоветское] [современное]

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
русский мыслитель и публицист. Утверждал, что смысл истории осуществляется божественной волей, властвующей в веках и ведущей человеческий род к его конечным целям. Эта цель заключается в построении царства Божьего на земле, и потому христианство является движущей силой истории. По Чаадаеву, Россия — это страна без собственного прошлого, с убогим настоящим и неясным будущим. Сама русская отсталость является частью промысла Божьего и таит в себе какой-то высший смысл.
Даты жизни. Родился 27.5/8.6.1794 в Москве. В 1808-1811 учился в Московском университете. Участвовал в Отечественной войне 1812. В феврале 1821 по непонятным для окружающих причинам вышел в отставку. Умер 14/26.4.1856 в Москве.

Источник: Философско-терминологический словарь 2004

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
русский философ; р. 7.6.1794 (Москва) — ум. 26.4.1856 (там же). Родоначальник русской философии истории. Выступал за сближение России с Западом и особенно за воссоединение русской православной церкви, мистический дух которой должен быть при этом усвоен Западом, с католической церковью, строгую организацию которой он хотел использовать в России. За опубликование первого из «Философических писем» по приказу Николая I был объявлен душевнобольным и взят под надзор, написал «Апологию сумасшедшего». В его философии чувствуется знание Канта, Шеллинга и французских «традиционалистов». Осн. соч.: Философические письма (фр. изд. 1829; рус. изд. 1836). Собр. соч.: Сочинения и письма: В 2 т., 1913—1914. Полн. собр. соч. и избр. письма: В 2 т., 1991; нем. изд. 1921 (Избр.).
Winkler. P. J. Ôaadaev, 1927; Ch. Quenet. T. et les lettres philosophiques, 1931; H. Falk. Das Weltbild T. s, 1954; П. С. Шкуринов. П. Я. Ч. Жизнь, деятельность, мировоззрение, 1960.

Источник: Философский словарь [Пер. с нем.] Под ред. Г. Шишкоффа. Издательство М. Иностранная литература. 1961

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
(1794 - 1856) - русский мыслитель и публицист. Учился в Московском университете (1808 - 1811), участник войны 1812 г. В 1823 - 1826 гг. живет за границей, в Англии, Франции, Швейцарии, Италии, Германии. Знакомится с немецким философом Шеллингом, Основные произведения: «Философические письма» (1829 - 1830), «Апология сумасшедшего», «Рыбаки» (повесть в стихах) и зр. Публикация первого «Философического письма» в журнале «Телескоп» (1836) вызвала негодование общественных кругов и государственной власти. Многие современники увидели в Чаадаеве ниспровергателя национальных святынь и безрассудного бунтаря. Решением императора Николая I Чаадаев был объявлен умалишенным. После снятия медицинского надзора и домашнего ареста активно участвовал в общественной жизни. Творчество Чаадаева отличает своеобразная иронически-серьезная манера мыслить и излагать. В метафизике развивал положение о «высшем сознании», которое не есть Бог, но божественная сущность мира. В учении о человеке подчеркивал значение разума и нравственности, которые образуют в человеке его «сверх-эмпиричеекое Я». Чаадаев явился одним из основоположников русской историософии (философии истории). Характерной чертой историософии Чаадаева является провиденциализм. Движущей силой общественного прогресса является нравственность, основанная на христианских идеалах и ценностях. Чаадаева принято относить к так называемым «западникам», однако представления о высокой общественно-исторической миссии России сближают его со славянофилами. Был близок декабристам, не разделяя их политического радикализма.

Источник: Краткий философский словарь 2004

Чаадаев, Петр Яковлевич
1793 - 1856) - друг Пушкина и декабристов, был непродолжительное время членом Тайного общества. В 1820 г., будучи адъютантом командира гвардейского корпуса, кн. Васильчикова, был послан им курьером к Александру I с известием о волнениях в Семеновском полку. Этот случай отдалил от Чаадаева членов Тайного общества. Чаадаев вышел в отставку и прожил за границей до 1826 г. В Европе Чаадаев был близок со многими замечательными людьми того времени, много читал и вернулся в Россию с прочно сложившимися философскими убеждениями. В 1836 г. в журнале "Телескоп", издававшемся Надеждиным, появилось первое из "философических писем" Чаадаева, написанных им гораздо раньше, но бывших известными лишь очень ограниченному кругу лиц. Это письмо проникнуто глубоко скептическим взглядом на судьбы России. Указывая на изолированное положение России, не принадлежащей ни к Востоку, ни к Западу, Чаадаев говорил, что Россия не имеет никаких традиций, живет как бы вне времени, и каждый русский должен сам связывать разорванную нить, соединяющую его с человечеством. Корень зла, по мнению Чаадаева, в том, что Россия восприняла новое образование не от западного католичества, создавшего "всю жизнь земную и общественную, семейство, отечество, поэзию и науку", а от Византии. Поэтому прогресс западного христианства прошел мимо России, а другие ветви христианства были бесплодны.
Это письмо вызвало своим антипатриотическим содержанием страшное негодование во всех кругах общества. Надеждин был сослан в Усть-Сысольск, а Чаадаев объявлен сумасшедшим и подвергнут домашнему аресту. Два других письма Чаадаева, изданные через много лет в Париже иезуитом князем Гагариным, посвящены развитию тех же мыслей о роли католичества, как хранителя и продолжателя христианской культуры, и о централизующем влиянии папства. /Т. 20/

Источник: Исторический справочник русского марксиста

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич (1794— 1856)
рус. мыслитель и общественный деятель. Р. в знатной дворянской семье. Участвовал в войне 1812—14. Был членом “Союза благоденствия” (1819), а затем “Северного общества” декабристов (1821). В 1823—26 находился за границей, встречался с Ф. Ламенне и Шеллингом. В 1828—30 создал знаменитые “Философические письма”, первое из к-рых было опубликовано в 1836 в журнале “Телескоп”. Оно, по словам Герцена, потрясло мыслящую Россию. В этом “Философическом письме” Ч. выражал негодование по поводу отлучения России от “всемирного воспитания человеческого рода”, духовного застоя. Произв. вызвало возмущение аристократических кругов. “Телескоп” был закрыт, его редактор Надеждин сослан, а Ч. объявлен сумасшедшим. В 1837 Ч. написал “Апологию сумасшедшего”, а в 40-е гг. вместе с Герценом и Грановским участвовал в борьбе западников против славянофилов. Ряд статей Ч. распространялся в списках. До 1823 Ч. разделял идеи деизма. Позже он переходит на позиции религиозного мировоззрения. Философия Ч. обосновывала верховную роль божественного закона в природе и об-ве в духе объективного идеализма. Наиболее общие законы мира человек, по Ч., не способен постичь без откровения (“наития”) свыше. Применив этот принцип в философии истории, Ч. пришел к выводу о решающей роли религиозно-нравственных начал в развитии об-ва. В связи с этим он считает гл. средством осуществления “царства божия” на земле религиозное воспитание человечества. Грядущее “царство божие” Ч. понимал как гражданское. об-во, в к-ром господствуют равенство, свобода и демократия. Подобно Ламенне и Сен-Симону, он заявлял о необходимости модернизации религиозной веры. Не сочувствуя социализму, Ч. предсказывал, однако, его победу (“социализм победит не потому, что он прав, а потому, что неправы его противники”) . Философия Ч. оказала заметное влияние на развитие рус. общественной мысли 2-й половины 19 в.

Источник: Философский энциклопедический словарь

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
27.5(7.6). 1794, Москва,14(26).4.1856, там же], рус. мыслитель и публицист. Друг А. С. Пушкина. В 1819 был принят в «Союз благоденствия», в 1821 в Сев. об-во декабристов, но деятельным членом тайных об-в не был и относился к ним сдержанноскептически. Во время путешествия за границей в 1823-26 познакомился С Шеллингом и Ламенне, релйг.-филос. идеи к-рых оказали на него глубокое воздействие. В 1829-31 создал свое гл. произв.- «Письма о философии истории» (на франц. яз.), за к-рым утвердилось назв. «Философических писем». Обнародование первого Из них в журн. «Телескоп» (1836) вызвало резкое недовольство властей ввиду выраженного в нем горького негодования по поводу отлученности России от «всемирного воспитания человеч. рода», нац. самодовольства и духовного застой, препятствующих осознанию и исполнению предначертанной свыше историч. миссии. «Высочайшим повелением» Ч. был объявлен сумасшедшим. Написанная Ч. в ответ на обвинения в недостатке патриотизма «Апология сумасшедшего» (1837), где Ч., говоря о России, утверждал, что «.. мы призваны решить большую часть проблем социального порядка... ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество» (Соч. и письма, т. 2, М., 1914, с. 227), при жизни Ч. напечатана не была. Лишенный к.-л. возможности объясниться в печати, Ч. тем не менее оставался влият. мыслителем, оказавшим значит. воздействие (особенно постановкой проблемы историч. судеб России) на представителей различных направлений - как на западников, так и на славянофилов.
В «Философических письмах» Ч. объявил себя приверженцем ряда принципов католицизма, однако Герцен недаром называл его мировоззрение «революц. католицизмом»: Ч. вдохновляла несовместимая с католич. ортодоксией «Сладкая вера в будущее счастье человечества», он уповал на свершение земных чаяний народа как сверхразумного целого, преодолевающего эгоизм и индивидуализм как несообразные со всеобщим назначением человека быть двигателем Вселенной под руководством всевышнего разума и мировой воли. Не сочувствуя социализму, Ч. предсказывал, однако, его победу («социализм победит не потому, что он прав, а потому, что неправы его противники»). Филос.-историч. мысль Ч. явилась мощным стимулом развития и самоопределения рус. философии в целом.

Источник: Советский философский словарь

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
род. 8 июня 1794, Нижнегород. губ. - ум. 26 апр. 1856, там же) - рус. философ, мыслитель и публицист. Родоначальник рус. религиозной философии. Отвергая расхожее воззрение на характер всемирно-исторического процесса, Чаадаев утверждал, что ни воображаемым сцеплением причин и следствий, ни деятельностью личности не объясняется смысл и единство процесса: истинным руководящим и объединяющим принципом человеческой истории является Провидение, или вполне мудрый разум, управляющий не только течением событий, но и влияющий на ум человека, который всегда шел по пути, указанному ему Высшим разумом. Именно в этом смысле следует понимать религиозное единство и истинную философию истории, представляющей нам разумное существо подчиненным одному и тому же общему закону, как и все творение. Только христианство придает нравственный смысл истории. Под сенью его исчезнут преграды, искусственно разъединяющие народы, которые затем в единой вере сольются в одну семью. Чаадаев считал, что рус. народ постоянно повторяет прошлое европейской истории, а истины, давно известные в др. странах, в России только открываются. Для того чтобы сравниться с др. народами, мы должны пройти сначала все воспитание рода человеческого и воспользоваться уроками народов, нас опередивших, и плодами их вековой цивилизации. Столетиями в частной и общественной жизни западноевропейских стран слагались твердые и определенные идеи долга, закона, порядка, создавшие ту атмосферу, которой дышит и живет европеец. У нас нет ни одного из таких руководящих начал, которые связывали бы с прошлым и давали указания для будущего развития. Это беспочвенное существование делает нас людьми, не способными ни к серьезной мысли, ни к последовательной систематической работе, и отравляет ядом апатии и равнодушием к добру и злу, истине и лжи. Между тем уже одно географическое положение России между Западом и Востоком как бы предназначало ее служить вместилищем двух великих начал - воображения и рассудка, т.е. вместилищем истории всего мира. Чаадаев делал вывод: должно произойти сближение России с Западом и воссоединение рус. правое лав. церкви, мистический дух которой должен быть при этом усвоен Западом, с католич. церковью, строгую организацию которой он хотел использовать в России. За это по приказу Николая I был объявлен душевнобольным и взят под надзор. Осн. произв.: "Философические письма", 1836; "Соч. и письма", т. 1-2. М., 1913-1914.

Источник: Философский энциклопедический словарь

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
(1794—1856) — рус. философ, публицист. Род. в дворянской семье; учился в Моск. ун-те (1808—11); был знаком с декабристами; войну 1812—14 гг. провел в составе Ахтырского гусарского полка, дошел до Парижа. После войны делает быструю карьеру на светском поприще. С 1814 г. Ч. — чл. масонской ложи. В 1820 г., после встречи с императором Александром I, у к-рого Ч. был с докладом по поводу бунта Семеновского полка, он подает прошение об отставке с гос. службы. В 1820—21 гг. переживает глубокий внутр. кризис и перелом в своем мировоззрении; затем три года проводит в Европе, где знакомится с Ф.Шеллингом. Последующие годы живет затворником в Москве — это период напряженной работы над «Философическими письмами». В 1836 г., после появления в печати первого из них (публикация остальных фрагментов растянется почти на столетие) в журнале «Телескоп» (№ 15), Ч. прослыл ниспровергателем нац. святынь и неистовым бунтарем, после чего был подвергнут офиц. следствию и объявлен умалишенным. После снятия мед. надзора и домашнего ареста вновь участвует в идейной жизни Москвы, в полемике западников и славянофилов, но до конца жизни уже ничего не публикует. В истории отеч. мысли Ч. остался создателем первой оригинальной историософской теории, определившей тематику последующих дискуссий о месте и судьбе России, специфике рус. нац. сознания и истории, взаимоотношений народа и гос. власти. Осн. тема его философии — судьба Отечества, понимаемая как синтез прошлого, наст. и будущего. Заслуживает внимания не только критика им рос. реалий, но и построенная им модель Запада: исходя из принципа всеединства, к-рый служит стержнем всей его концепции, Ч. утверждает, что Европа представляет тройственное единство — религии, культуры, нравственности, и это единственно правильная форма цивилизации, в пределах к-рой достигнут идеал Царства Божьего на земле; все остальные цивилизации — лишь тупиковые ветви развития. Россия же не явл. цивилизацией вообще, занимая промежуточное положение между Востоком и Западом. Идеи Ч. послужили одним из осн. факторов, сформировавших мировоззренческую альтернативу славянофильству — западничество, оказали влияние на почвенников, либералов и консерваторов, а впоследствии, как утверждение примата божеств. откровения, его философия оказала существенное влияние на В.С.Соловьева; своим предшественником его называли и авторы сб. «Вехи» (1909). Соч.: Полн. собр. соч. и избр. письма: В 2 т. М., 1991. А.А.Исаев

Источник: История и философия науки. Энциклопедический словарь

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
27 мая (8 июня) 1794, Москва — 14(26) апреля 1856, там же] — русский философ и публицист.
В 1808—11 учился в Московском университете. После окончания университета служил в гвардейских частях, участвовал в Отечественной войне 1812. В 1821 вышел в отставку и вступил в Северное общество (ранее, с 1819, состоял в Союзе благоденствия). В 1828—31 Чаадаев пишет свое главное философское произведение «Письма о философии истории» (на франц. яз.) (Философические письма»), В сентябре 1836 в № 15 журнала «Телескоп» Н. И. Надеждин опубликовал первое «Философическое письмо», в котором в историософском аспекте рассматривалась тема России и высказывалось положение об отрицательной роли России в мировой истории. Публикация статьи вызвала огромный общественный и политический резонанс. Со стороны правительства последовала серия репрессивных мер, Надеждин был сослан в Усть-Сысольск, а Чаадаев объявлен сумасшедшим и в течение полутора лет находился под медико-полицейским надзором. Публикация первого «Философического письма» и споры о нем явились одним из стимулов развертывания дискуссии западничества и славянофильства.
В главном философском сочинении Чаадаева прослеживается влияние французской католической и немецкой классической философии. Центральное звено его религиозной философии — учение о Боге, стоящем вне мира, но творчески на него воздействующем. Религиозно-философская система Чаадаева в онтологическом и гносеологическом аспектах включала также рассуждения о чертах сходства и различия между духовным и материальным порядками бытия; о мировом сознании, об отражении объективного разума в субъективном; о свободе и подчиненности человеческого разума; о принципиальной неспособности человеческого разума вне откровения постигнуть духовный порядок бытия. Провиденциальный смысл истории, по Чаадаеву, — установление на земле совершенного строя жизни — Царства Божия. Адекватно, т. е. в форме христианской социальности, этот замысел отражен только в католичестве. Православная Россия находится вне зоны прогрессивного исторического творчества.
В дальнейшем Чаадаев пришел к более оптимистическому воззрению на исторические возможности России. Как страна, позднее других вступившая на историческую сцену, Россия может не только воспользоваться плодами культурных достижений просвещенных наций, но и обладает по сравнению с ними тем преимуществом, что может сразу выбрать прогрессивные формы жизнеустройства и отвергнуть регрессивные. Основная религиозно-этическая идея системы Чаадаева — положение о пути нравственного совершенствования как об отказе от обособленного, личностного бытия для достижения слияния с общим мировым сознанием. Целый ряд идей философской системы Чаадаева впоследствии развил Вл. С. Соловьев.
Соч.: Соч. М., 1989; Статьи и письма. М., 1989; Поли. собр. соч. и избр. письма, т. 1—2. М., 1991.
Лит.: Лазарев В. В. Чаадаев. М., 1986; Гершензон М. О. Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М., 1989; Тарасов Б. Н. Чаадаев. М., 1990.
С. И. Бажов

Источник: Новая философская энциклопедия

Чаадаев Петр Яковлевич
 (1794—1856) — рус. мыслитель и общественно-политический деятель. Род. в дворянской семье. Участвовал в войне 1812—14. По, возвращении в Россию вступил в «Союз благоденствия» (1819), затем в «Северное общество» (1821). Выйдя в отставку, Ч. в 1823 уехал за границу. Усиленно занимается там теоретической деятельностью, встречается с Ламенне и Шеллингом. По возвращении в Россию (1826) Ч. был арестован за связи с декабристами. За неимением достаточных улик освобожден, но оставлен под надзором полиции. В 1829—31 пишет серию знаменитых «Философических писем», первое из к-рых было опубликовано в 1836 в журнале «Телескоп». Оно, по словам Герцена, потрясло мыслящую Россию; вызвало возмущение монархических кругов. «Телескоп» был закрыт, его редактор Надеждин сослан, а Ч. объявлен сумасшедшим. В 1837 Ч. написал «Апологию сумасшедшего», а в 40-е гг. вместе с Герценом и Грановским участвовал в борьбе западников против славянофилов. Ряд статей Ч. распространялся в списках. Мировоззрение Ч. до 1823 было типичным для прогрессивно настроенного дворянина России того времени, воспитанного на идеях фр. энциклопедистов и рус. просветителей-антикрепостников 18 в. А. С. Пушкин, с к-рым Ч. связывала личная дружба, подчеркивал радикализм взглядов Ч. в эти годы, называя его Брутом и Периклесом. Однако Ч. не был удовлетворен теоретическими позициями декабристов, он ищет в истории законы ее развития, чтобы обосновать общественные идеалы, к-рые провозглашали декабристы. Эти поиски закончились переходом Ч. на позиции католицизма и отказом от революционных методов преобразования об-ва. Правда, католицизм Ч. был, по существу, формой социальной утопии. Анализ «Философических писем» показывает, что Ч. и в этот период остается противником самодержавия, православия и крепостничества. Его критика существовавшего в России строя была с восторгом встречена передовыми рус. людьми. Публикация первого «Философического письма» в 1836 имела большое значение для задавленной гнетом страны, как первый после 25 декабря 1825 открытый протест против самодержавия и крепостничества. Философия Ч. обосновывала верховную роль божественного закона в природе и об-ве. В целом он стоит на т. зр. объективного идеализма, способного в какой-то степени включить в свое содержание идеи естественных наук. Наиболее общие законы мира человек, по Ч., не способен постичь без откровения свыше. Применив этот принцип в философии истории, Ч. пришел к выводу о решающей роли божественного откровения в развитии об-ва. В связи с этим он считает гл. средством осуществления «царства божия» на земле религиозное воспитание человечества. Грядущее «царство божие» Ч. понимал как гражданское об-во, в к-ром господствует равенство, свобода и демократия. В связи с этим он заявлял, подобно Ламенне и Сен-Симону, о необходимости модернизации католицизма. Религиозная форма его взглядов привела к тому, что он оказался в стороне от общего подъема рус. революционно-демократического движения и его идеологии, склонялся к историческому пессимизму. Противоречивость мировоззрения Ч. была поводом для того, чтобы, вопреки истине, веховцы и др. фальсификаторы рус. общественной мысли зачислили Ч. в лагерь мистиков, чуждых социальным интересам и устремлениям.

Источник: Философский словарь. 1963

Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856)
представитель западничества в русской философии. Был сыном богатого помещика. Учился в Московском университете, принимал активное участие в войне против Наполеона. По своим политическим взглядам близок к декабристам, но во время декабристского восстания жил за границей. Встречался с Шеллингом и затем переписывался с ним. Основное философское произведение Чаадаева - трактат "философические письма", состоящий из восьми писем, написанных на французском языке и адресуемых некой даме, которой автор дает некоторые советы по организации своей духовной жизни. Первое письмо было опубликовано в 1836 г. в журнале Телескоп . В нем он советует своей корреспондентке придерживаться всех церковных обрядов, упражняться в покорности, что, по его словам, "укрепляет дух". По мнению Чаадаева, только "размеренный образ жизни" соответствует духовному развитию. В отношении России Чаадаев высказывается весьма критически, полагая, что "одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих". "Мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким- то важным уроком для отдаленных поколений". В то же время он всемерно превозносит Западную Европу, полагая, что там "идеи долга, справедливости, права, порядка родились из самих событий, образовывавших там общество, входят необходимым элементом в социальный вклад". Чаадаев видел в католической церкви, господствующей на Западе, поборницу просвещения и свободы. Одновременно Чаадаев критиковал крепостное право в России. За это письмо Чаадаев был объявлен Николаем I сумасшедшим, "Телескоп" закрыт, а редактор журнала профессор Надеждин сослан; цензор, разрешивший печатать это письмо, уволен. Последующие письма Чаадаева были опубликованы лишь в 1935 г. (за исключением шестого и седьмого, которые опубликованы недавно). В своем трактате "Философические письма Чаадаева дает широкую картину религиозного мировоззрения и всесторонне его обосновывает. Он пишет, что надо прежде всего "целиком положиться на те столь частые случаи, когда мы сильнее всего подпадаем действию религиозного чувства на нашу душу, и нам кажется, что мы лишились лично нам принадлежащей силы и против своей воли влечемся к добру какою-то высшей силой, отрывающей нас от земли и возносящей на небо. И вот тогда именно, в сознании своей немощи, дух наш раскроется с необычайной силой для мыслей о небе, и самые высокие истины сами собой потекут в наше сердце" [Письмо II]. Философские и религиозные взгляды Чаадаева тесно переплетены. Так, он пишет: "Да, сомнения нет, имеется абсолютное единство всей совокупности существ... Это факт огромной важности, и он бросает чрезвычайный свет на великое Все: он создает логику причин и следствий, но он не имеет ничего общего с тем пантеизмом, который исповедует большинство современных философов... Как единая природа, так, по образному выражению Паскаля, и вся последовательная смена людей есть один человек, пребывающий вечно..." [Письмо V]. "Христианское учение рассматривает совокупность всего на основе возможного и необходимого перерождения нашего существа". "Наша ветхая природа упраздняется и... зарождается в нас новый человек, созданный Христом" [Письмо III]. В другом свое произведении "Апология сумасшедшего", написанном в 1837 г. и опубликованном только после его смерти в 1862 г. в Париже князем Гагариным, Чаадаев стал не так отрицательно относиться к России и начал более трезво смотреть на ее историю. Он писал, что бесплодность исторического развития России в прошлом представляет собой в некотором смысле благо, так как русский народ не скован окаменелыми формами жизни и потому обладает свободой духа, чтобы выполнить великие задачи будущего, которые стоят перед ним. При этом он придавал большое значение православию, которое, по его мнению, способно оживить тело католической церкви. Он признал, что в будущем Россия станет центром, интеллектуальной жизни Европы, если .она, конечно, ассимилирует все самое ценное в Европе и осуществит миссию, предначертанную ей Богом. В этих своих мыслях Чаадаев перекликается с идеями славянофилов.

Источник: Краткий словарь философских персоналий

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич (1794-1856)
русский мыслитель, публицист, общественный деятель. По происхождению из дворян, участник войны 1812, находился в оппозиции к царскому режиму и русской дворянской олигархии, не разделяя целиком и принципов демократической идеологии, хотя и состоял в "Союзе благоденствия" (1819), а затем и в "Северном обществе" декабристов (1821). Его теоретические взгляды формировались под влиянием двух противоположных тенденций (просветительского рационализма и христианского монотеизма), поэтому при целостном восприятии творчество Ч. выглядит крайне противоречивым. По крайней мере, до отъезда за границу в 1823 Ч. был сторонником декабристской идеологии и придерживался просветительской ориентации. Перелом произошел в 1824-1825, во время путешествия Ч. по Европе, где он встречался с Шеллингом, Лашенне, Куком; сыграло свою роль и пребывание в масонской ложе, и мистические настроения друзей. В результате к 1829-1830 у Ч. сформировалось новое, философско-историческое и религиозное мировоззрение, которое и проявилось в "Письмах о философии истории" или "Философических письмах" (1829-1831) - самом значительном произведении мыслителя, а также в сочинении "Апология сумасшедшего" (1837). Первое письмо было опубликовано в 1836 в журнале "Телескоп" и вызвало многочисленные и неоднозначные отклики современников, среди которых самым "значительным" был указ императора Николая I, по которому Ч. был объявлен сумасшедшим и взят под надзор. Обращаясь к исторической судьбе России в контексте мировой культуры, Ч. развивает идею целостного понимания исторического процесса в духе "объективного идеализма", согласно которому истинное единство истории - это "религиозное единство". Основой мирового развития выступает "великое ВСЕ", "абсолютное единство", "истинная реальность", которые суть имена Бога и в качестве основных онтологических категорий выражают закон "природы физической" и "природы духовной". Структура этих двух слоев реальности, по Ч., идентична, но элементами первого являются атомы, а второго - идеи. Провиденциалистское понимание Ч. закона истории означает, что все сущее сотворено Богом и подчиняется мудрости Провидения, "вечной божественной силе", которая ставит перед каждым народом определенную цель, частную по отношению к цели развития всего человечества, идущего к царству Божьему на земле. Ч. отдает предпочтение христианской телеологии, придающей "нравственный смысл" развитию западноевропейских народов, миссия которых заключается в дальнейшем распространении христианского вероучения. Трансляция идей "духовного" мира в мир "физический" осуществляется в своеобразной элитарной форме, в обращении Провидения к народным "массам" посредством избранников, которые дают толчок "коллективному сознанию" нации и приводят ее в движение. Развитие и консолидация людей в единую общность (народ или нацию) основана на традиции - непосредственной передаче истины от одного поколения к другому в непрерывной преемственности, благодаря чему обеспечивается единство и нравственное воспитание народа, достигается общая социальная стабильность и "устойчивость личной жизни" каждого отдельного гражданина. Образцом эволюционного развития для Ч. служит опыт западноевропейских государств, частная и общественная жизнь которых основана на "идеях долга, справедливости, права, порядка" - этих основополагающих и руководящих началах, которые покоятся на духе строгой организации католической церкви и благодаря которым только и возможна связь с прошлым и основания для будущего развития. Снятие всех антитез между Россией и Западом, нормализация русской действительности может осуществиться, по мнению Ч., только путем нравственного воспитания и образования в соответствии с идеалами западного просвещения и религиозного синтеза. Поэтому, по Ч., необходимо устранить разногласия между католицизмом и православием для восстановления не только духовного, но и социального единства России и Европы. Философская концепция Ч. и его попытка исторического анализа закономерностей общественного развития России в контексте западноевропейской и мировой цивилизации стала основой "модернизации" русского национального самосоз: нания и стимулировала дальнейшее развитие русской религиозной и социальной философии.
А.Я. Сарна

Источник: Новейший философский словарь

Петр Яковлевич Чаадаев
(1794–1856)
«Учиться у западной культуры!»
Жизнь. Чаадаев по праву считается первым русским мыслителем, с которого традиционно начинают отсчет истории русской философии. Как и подавляющее большинство молодых людей его круга, Чаадаев начинал свой жизненный путь с военной карьеры. 18летним юношей он принял участие в кампании 1812 г. в составе Ахтырского гусарского полка, с которым в 1814 г. дошел до Парижа. Уже в 23 года он становится адъютантом командира гвардейского корпуса, что открывало перед ним самые широкие перспективы. По всеобщему признанию, он являлся в этот период самым видным и самым блистательным из всех молодых людей Петербурга.
Высокообразованный, с отличными манерами и безукоризненным вкусом, Чаадаев имел все возможности для головокружительной карьеры, тем более что для этого в 1820 г. ему представился счастливый случай. Ему предстояло отправиться в австрийский город Троппау, где проходил конгресс Священного Союза, с докладом императору Александру I о бунте в Семеновском полку. Близость к императору давала дополнительные возможности для карьерного роста, оставалось лишь добиться расположения российского самодержца. Однако уже через два месяца Чаадаев неожиданно подает в отставку, причем, вопреки традиции, Александр I распорядился лишить его полагавшегося очередного чина. О мотивах и причинах такого демарша спорят до сих пор. Позднее сам Чаадаев признавался, что в этот период он испытал «великое разочарование» относительно перспектив развития России, итогом которого стал острый духовный кризис 1821–1822 гг. В 1821 г. он покидает Россию и три года проводит в странствиях по Европе, посетив Англию, Францию, Германию, Италию, Австрию, Швейцарию. Здесь, в Европе, он знакомится со многими философами, в частности со знаменитым Шеллингом, с которым у него складываются дружеские отношения.
Вернувшись в 1826 г. на родину, в Москве Чаадаев начинает вести уединенную, почти затворническую жизнь. Лишь в 30е гг. он снова появляется в московском свете, уже будучи автором знаменитых «Философических писем», где были изложены все его основные идеи и мысли. Первое из этих «Писем», опубликованное в 1836 г. в журнале «Телескоп», вызвало в российском обществе настоящий скандал. Реакция на него была сколь бурной, столь и неоднозначной, особенно со стороны государственной власти. Многие обвиняли Чаадаева в ниспровержении национальных святынь и даже в подстрекательстве к бунту. Вскоре император Николай I распорядился провести медицинский осмотр Чаадаева, объявив его умалишенным. На некоторое время философ оказался, по существу, под домашним арестом, который, впрочем, длился недолго.
Весьма интересен духовный портрет Чаадаева, который можно составить по воспоминаниям его современников. Так, его друг декабрист Иван Якушкин писал в своем дневнике: «Он чрезвычайно экзальтирован и весь пропитан духом святости… Ежеминутно закрывает себе лицо, выпрямляется, не слышит того, что ему говорят, а потом, как бы по вдохновению, начинает говорить». Все это было вызвано полной убежденностью Чаадаева в предначертанной ему свыше высокой роли в истории России. Он ощущал себя пророком, призванным сообщить человечеству некие откровения касательно целей и судеб мирового исторического процесса.
Основные работы. «Философические письма», «Апология сумасшедшего».
Учение. В своем творчестве Чаадаев стремился сблизить учение о человеке с учением о целесообразности и закономерности мирового исторического процесса. Человек и его роль в истории человечества – вот лейтмотив чаадаевского творчества. И в самом человеке, и в мировой истории особое значение играют разум и нравственность, основанные на христианских идеалах и ценностях. Двигателем истории является, по Чаадаеву, Провидение; оно направляет народы к определенной конечной цели, к религиозному объединению человечества. Причем объединиться человечество может лишь на основе христианской религии. Таким образом, весь исторический процесс представляет собой созидание на земле Царства Божьего, и понастоящему в историю можно включиться только через приближение этого Царства. Отсюда вывод – истинно историческими являются только христианские народы, как носители подлинной духовности; они «постоянно идут вперед», к указанному в Библии концу истории.
Однако не все христианские народы одинаково историчны. Россия, как оплот Восточной церкви, которая некогда вышла из христианского «всемирного братства», не попадает в круг «благодетельного действия» Провидения в силу «слабости нашей веры или несовершенства наших догматов». Мы постоянно отстаем в своем развитии, лишь повторяя прошлое западноевропейской цивилизации. Все истины, которые мы толькотолько открываем для себя, уже давно известны на Западе. Поэтому Россия должна учиться жить у опередивших нас европейских народов, где веками складывались фундаментальные идеи закона, порядка, долга, права. Ничего подобного нельзя найти в российской действительности, и от этого проистекает ее общественная неустроенность. Именно поэтому, говорит Чаадаев, русская мысль неспособна к последовательной систематической работе, а российское общество бывает столь равнодушно к понятиям лжи и правды, добра и зла. Однако не все так плохо. Само географическое положение России, находящейся между Западом и Востоком, должно привести к объединению двух великих начал – рассудка и духа. Поэтому Чаадаева в первую очередь интересует поиск «всемирной идеи» в виде построения общехристианской мировой цивилизации.

Источник: Философия. Краткая история.

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич
27.05(7.06).1794, Москва - 14(26).04.1856, Москва) - мыслитель и публицист. В 1808-1811 гг. учился в Московском ун-те, по окончании к-рого участвовал в Отечественной войне 1812 г. и в составе лейб-гвардии в заграничном походе рус. армии. В 1821 г., пренебрегая открывающейся перед ним военной карьерой (его прочили в адъютанты Александра I), Ч. вышел в отставку. В 1823-1826 гг. путешествовал за границей, где познакомился со мн. выдающимися учеными и философами, в т. ч. с Шеллингом. 1828-1831 гг. - годы т. наз. затворничества Ч., в течение к-рых он работал над главным своим произв. - "Философическими письмами". С 1831 г. Ч. начинает появляться в московском об-ве и в последующие годы предпринимает неоднократные попытки опубликовать свое произв. В 1833 г. он поселился во флигеле усадьбы Левашевых на Новой Басманной улице в Москве, где оставался до самой смерти. В сентябре 1836 г. в 15-м номере журн. "Телескоп" было напечатано (анонимно) первое "Философическое письмо", к-рое вызвало бурную (в основном негативную) общественную реакцию. По распоряжению Николая I издание журнала было прекращено, цензор А. В. Болдырев был уволен со своей должности и с должности ректора Московского ун-та, издатель Надеждин сослан на год в Усть-Сысольск (совр. Сыктывкар), а Ч. объявлен сумасшедшим, над ним был назначен медико-полицейский надзор, продолжавшийся до ноября 1837 г., когда он дал подписку ничего не печатать и ничего не писать. Его писания приобрели характер частных записок и "замечаний" на то или иное произв. его многочисленных друзей. Несколько особняком стоят "Отрывки и разные мысли", к-рые Ч. продолжал писать до самой смерти и к-рые как по объему, так и по глубине содержания следует отнести к лучшим его работам. Большое значение имеют также письма Ч., особенно те, к-рые приобретали характер небольших трактатов на ту или иную тему. Осн. тема философии Ч. - историческая судьба России. Она явилась первым словом пробудившегося рус. национального самосознания, на формирование к-рого в 1-й четверти XIX в. решающее влияние оказали победа России в войне с Наполеоном и поражение декабристов в декабре 1825 г. на Сенатской площади. Мировоззрение Ч. сложилось в равной степени под влиянием обоих этих событий, чем и объясняется причудливое сочетание в нем элементов оптимизма и пессимизма. Из философских идей, имевших влияние на Ч., особо следует отметить идеи фр. традиционалистов (таких, как Ж. де Местр, Ф. Р. Ламенне и др.) и нем. идеалистов (Ф. В. Шеллинга, но в какой-то степени и И. Ханта). В первом "Философическом письме" большого внимания заслуживает модель Запада, к-рую строит Ч., считая, что Запад олицетворяет собой как бы тройственное единство: единство религии, единство культуры, единство нравственности. Исторические факты, противоречащие этой картине, Ч. отвергает либо осуждает (как, напр., протестантизм). Западная Европа - единственно правильная форма цивилизации, и Ч. утверждает, что идеалы Царства Божия на земле (по его мнению, осн. цель социально-исторического развития) здесь в основном достигнуты. Все остальные цивилизации представляют собой более или менее извращенные формы европейской, тупиковые линии ее развития. Исключение Ч. делает лишь для исламского мира, сохраняющего верность идее монотеизма. Россия же, считает он, из-за принятия ею христианства от "презираемой всеми народами" Византии с самого начала своей истории оказалась как бы в промежуточном положении, не будучи цивилизацией ни европейской, ни азиатской, не будучи вообще "цивилизацией". Ее состояние можно сравнить с серединой магнита, к-рая не есть ни минус, ни плюс. В такой интерпретации исторического состояния России потенциально заложена возможность любой др. интерпретации. Один из вариантов такой интерпретации предложил впоследствии и сам Ч., отчасти ее реализовали славянофилы, для окончательного формирования идеологии к-рых первое "Философическое письмо" сыграло роль мощного катализатора. К частичному пересмотру своей концепции соотношения Запада и России Ч. приступил уже с нач. 30-х гг. Непосредственной причиной его послужила Июльская революция во Франции 1830 г. - событие, к-рое ошеломило Ч. "У меня навертываются слезы на глазах, - писал он в сентябре 1831 г. Пушкину, - когда я вижу это необъятное злополучие старого, моего старого общества". И в том же письме он так расценивает свою концепцию Запада: "Во мне это было верой, было легковерием бесконечным". Запад Ч. - это идеальная модель цивилизации. В первом "Философическом письме" она была отождествлена им с реальным историческим Западом, в 1830 г. он убедился в их несоответствии и еще раз, уже окончательно, убедился в этом в 1848 г., когда во многом соотношение России и Европы в его сознании поменялось местами. Однако в целом от "падения" Запада Россия мало что выиграла. Своей первоначальной оценке совр. состояния России Ч. оставался верен до конца жизни. В своей поздней статье "Universe" он даже усугубил ее, считая, по-видимому, что Россия, не вмешиваясь в политические дела Западной Европы ("крутню Запада", по его выражению), еще раз упустила свой шанс стать составной частью мировой цивилизации. Для этого России нужно только в ускоренном темпе, но вполне сознательно повторить у себя дома все этапы, пройденные Западной Европой в ходе ее исторического развития. Только в этом случае Россия может занять достойное место в мире; более того, Россия призвана разрешить все проблемы западноевропейской цивилизации. Легкая, почти невидимая грань отделяет подобные воззрения позднего Ч. от взглядов славянофилов. И тем не менее Ч. и славянофилы в целом стояли на противоположных позициях. Ч. уповал на развитие, звал вперед. Славянофилы мечтой жили в прошлом. Недаром Ч. окрестил их учения "ретроспективной утопией". Что касается совр. состояния России, то оно оценивается лишь негативно: "как постоянное и повсеместное отсутствие идей долга, справедливости, права и порядка". Собственно философские взгляды Ч., изложенные им во втором - пятом "Философических письмах", интересны гораздо меньше. В области гносеологии он пытался синтезировать идеи платонизма, картезианства и кантианства, поэтому здесь его взгляды с известной долей справедливости можно охарактеризовать как эклектику. Более плодотворной для будущего развития рус. философии могла бы быть идея Ч. о синтезе философии, науки и религии, но поскольку эта его идея не была в полном объеме известна ни современникам, ни ближайшим по времени продолжателям, к-рые ставили перед собой подобную же цель, но решали ее вполне самостоятельно и независимо от Ч., то и здесь приходится признать приоритет Ч. утраченным. Правда, это лишний раз подтверждает, что общее развитие мысли Ч. шло в определенном направлении. Наибольший интерес представляет историософия Ч., к-рую он развивает в шестом - седьмом "Философических письмах". Здесь дан своеобразный прообраз идеи "осевого времени", сформулированной в XX в. К. Ясперсом. Прогрессивный ход развития мировой истории, по Ч., представляет собой последовательную смену форм монотеизма: ветхозаветный Израиль - протохристианское учение Платона - европейское христианство (а именно: католичество). Близок к "осевому времени" мусульманский Восток, очень далеки Япония, Китай, Индия (застывшие формы "уклонения"); Россия - пока нигде. Конкретные (и зачастую несправедливые) характеристики тех или иных исторических деятелей, к-рые дает Ч., коробили мн. его современников (в т. ч. и Пушкина), но в целом его историософия могла быть усовершенствована и в деталях уточнена. Заслуга Ч. состоит в том, что он первым в России начал мыслить систематически, научил рус. людей "западному силлогизму". Он автор первой в истории рус. мысли системы, к-рая синтезирует в себе религию, философию, историософию и то, что сегодня можно назвать социологией (в широком смысле слова). Эта система в отдельных своих пунктах подлежит критике, с ее частностями можно спорить и не соглашаться, но остается фактом, что только после Ч. рус. философия стала философией в подлинном смысле слова. Идеи Ч., оставаясь в течение долгого времени неизвестными в полном своем объеме, оказали мощное влияние (хотя иногда довольно опосредованным путем) на славянофилов и западников, почвенников, консерваторов и либералов. Одним из своих предшественников считали Ч. авторы сб. "Вехи" (1909). Мн. идеи Ч. самостоятельно и в более развитой и систематической форме повторил В. С. Соловьев. "След, оставленный Чаадаевым в сознании русского общества, такой глубокий и неизгладимый, что невольно возникает вопрос: уже не алмазом ли проведен он по стеклу?" (О. Э. Мандельштам).

Источник: Русская философия: словарь

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич

(27 мая 1794 – 14 апр. 1856) – рус. философ и политич. мыслитель. Род. в дворянской семье. Учился в Моск. ун-те (1808–11), где познакомился с А. С. Грибоедовым, будущими декабристами – И. Якушкиным, А. И. Тургеневым, братьями Муравьевыми. Участвовал в Отечественной войне 1812. В 1814 вступил в масонскую ложу. В 1821 вышел в отставку и был принят Якушкиным в тайное декабрист. общество. В 1823–26 путешествовал по Европе; был знаком с Шеллингом. В 1828–30 написал трактат "Философические письма" (8 писем); после публикации первого письма ("Телескоп", 1836, т. 34, No 15) был "высочайше" объявлен сумасшедшим. После снятия медиц. надзора и домашнего ареста Ч. участвовал в идейной жизни Москвы, полемике западников и славянофилов, много писал, но, ввиду запрета, до конца жизни ничего не напечатал. Большинство его работ издано после смерти, важнейшие (напр., пять из восьми "Философических писем") – лишь в сов. время, а многие не изданы и до сих пор. В творчестве Ч. можно наметить три гл. периода: декабристский (до 1826); период создания и публикации "Философич. писем" (до 1836); последующий период. О филос. взглядах Ч. п е р в о г о периода почти нет сведений, хотя по переписке с Якушкиным известно, что они придерживались в то время "оледеняющего деизма" и в целом Ч. держался декабристских идей. Во в т о р о й период Ч., разочаровавшись в революц. программе обществ. преобразований, а также в деистич.-материалистич. философии, выступил как представитель идеалистич. направления рус. Просвещения. Определяющей в мировоззрении Ч. с конца 20-х гг. является мысль о том, что человечество нездорово и что его болезнь происходит от нарушения того органич. единства рода человеческого, наций и индивидов, к-рое присуще им "по природе" и к к-рому человечество должно вернуться. Эта мысль находила свое обоснование в тотальной идее единства, пронизывающей все части его философско-историч. системы. В концепции рус. историч. процесса она выступала как необходимость единения России с др. народами; в философии истории – как идея единства человеч. рода, идея всеобщей (единой для всех наций и людей) необходимой историч. закономерности; в этике – как антииндивидуалистич. идея нравственно совершенной личности, составляющей органич. элемент нации, а через нее и рода человеческого; в социальной утопии – как идея общества, основанного на этих принципах философии и этики; в философии – как онтологич. принцип единства мира, единства духовного и физич. миров, их единой и необходимой обусловленности, как гносеологич. идея тождества субъекта и объекта, обусловливающего принципиальную возможность и практич. целесообразность познания мира. В истолковании Ч. рус. истории ее резкая критика связана в целом с уверенностью в ее великом будущем. В "Философических письмах" преобладает критика России. Осуждая совр. ее состояние (в особенности крепостничество – см. "Лит. наследство", No 22–24, М., 1935, с. 23), Ч. искал объяснение его в рус. истории – в отсутствии связи между ее этапами, отсутствии социальных и культурных традиций и отказе России от принципов европ. цивилизации. Россия как бы отпала от человеч. рода в значит. мере вследствие изоляционистской политики православия, в противоположность католицизму, сумевшему объединить разнородные нац. культуры. Не абсолютизируя достоинств зап.-европ. цивилизации (см. Соч. и письма П. Я. Чаадаева, т. 2, М., 1914, с. 116, 122, 123), Ч. видел задачу России в воссоединении с др. нац. культурами и с человеч. родом в целом. Мучит. сознание отсталости крепостнич. России определило элементы нац. нигилизма в концепции Ч. (позднее сам Ч. говорил о "преувеличениях" в "Философических письмах"; см. там же, с. 229). В общей концепции философии и с т о р и и Ч., сохраняя ряд декабристских идей (построение справедливого общества в России, в к-ром будет достигнута "общая польза", критика крепостничества и пороков дворян. общества, внимание к проблеме нац. культуры и др.), пересматривал в то же время распространенные в среде декабристов теории естественного права и общественного договора, идею верхушечного насильственного переворота и др. При этом Ч. учитывал развитие в это время идей утопического социализма (Ч. прямо ссылался на Сен-Симона и христианский социализм Ламенне, см. там же, с. 180) и нем. классич. идеализма (идеи об историч. необходимости, единства необходимости и свободы и др.), а на рус. почве – идеи любомудров (Веневитинов). История человечества, по Ч., есть необходимый процесс, осуществляемый провидением через посредство мнений и идей (см. тамже, с. 121, 122). Историч. необходимость Ч. трактовал в диалектич. единстве со свободой (см. тамже, с. 124–29 и "Лит. наследство", No 22–24, с. 34, 43 и сл.); последняя, будучи ложно понята, может препятствовать осуществлению необходимости. Напр., ложное представление об абсолютной независимости человека от необходимости (свобода "дикого осленка") приводит, по Ч., к пагубным результатам, хотя в конце концов необходимость возвращает человека и нации в свое лоно. Ч. с позиции антииндивидуалистич. идеала нравственно совершенной личности, свободной в смысле ее сознат. приобщения к задачам общечеловеч. прогресса как историч. необходимости, подверг критике как волюнтаристский, так и фаталистич. взгляд на историч. процесс (см., напр., Соч. и письма, т. 2, с. 154–155). Концепция необходимости и свободы применима, по Ч., не только к индивиду, но и к нации, как некоей нравств. единице (см. тамже, с. 131, 134–35). Индивидуальное лицо нации определяется целью, поставленной перед ней провидением, и улавливается великими представителями данного народа (см. тамже, с. 116, 120). Однако нация – лишь элемент человечества как целого организма. Через достижение конкретных нац. целей движется вперед и весь род человеческий (см. тамже, с. 135). В целом концепцию "Философических писем" нельзя считать пессимистической, хотя отд. высказывания первого письма в отрыве от других, неизвестных в 19 в., писем и давали основания Герцену и Плеханову говорить о пессимизме Ч. Исходя из этих идей, Ч. строил свою социальную утопию. Будущее общество Ч. представлял как воплощение единства рода человеческого, гармонии личных и обществ. интересов, свободы личности. Осн. порок современности, по Ч., – нарушение этого единства, отрыв субъекта от объективности, трагич. разобщенность людей и народов, глядящих на мир "...через призму своего искусственного разума" ("Лит. наследство", No 22–24, с. 34). Преодоление этого позволило бы человеку обрести подлинную свободу: "Тогда исчез бы теперешний его отрыв от природы и он бы слился с нею. Ощущение своей собственной воли выделяет его теперь из всеобщего распорядка и делает из него обособленное существо; а тогда в нем бы проснулось чувство мировой воли, или, говоря иными словами, – внутреннее ощущение, глубокое сознание своей действительной причастности ко всему мирозданию" ("Лит. наследство", No 22–24, с. 34). Совершенству и единению отд. личностей будут соответствовать совершенство и гармония наций, к-рые, "освободившись от своих заблуждений и пристрастий", выработали бы "истинное национальное сознание" (Соч. и письма, т. 2, с. 134), "...и мы увидели бы, может быть, народы, протягивающие друг другу руку в правильном сознании общего интереса человечества, который был бы тогда ничем иным, как верно понятым интересом каждого отдельного народа" (там же, с. 134). Переход к "прекрасному существованию", – писал Ч., – "...всецело зависит от нас и не требует выхода из мира, который нас окружает" ("Лит. наследство", No 22–24, с. 34). Средством этого перехода Ч., не принявший выступления декабристов и революции 1830 во Франции, видел в воспитании нравственно совершенной и образованной личности. В о б щ е ф и л о с . п л а н е Ч. рассматривал человека как объективное единство физического и духовного миров. Тождество бытия и мышления истолковывалось Ч. то как их "параллелизм", то как их "единство". Мир физический состоит из атомов и молекул – "элементов материальных" (там же, с. 40, 49); их совокупность образует все тела. Тела существуют в пространстве, к-рое Ч. понимал как объективную форму внешнего мира, и во времени, к-рое, напротив, субъективно (там же, с. 34–35). Движение в физич. мире Ч. понимал механистически – как геометрическое, т.е. сообщенное, что связывалось с идеей движущего первоначала – бога. Механистич. модель физич. мира служила Ч. для религ. объяснения сознания, как не подчиненного механич. законам природы и понимаемого Ч. как результат божеств. творчества. Ч. различал два вида познания: опытное и познание через откровение. Опытное познание постигает физич. мир (см. тамже, с. 26). Оно протекает как в эмпирич., так и в рацион. формах ("через рассуждение" – см. там же, с. 32). Логика рассуждения определяется логикой природных явлений, к-рые сами по себе "...есть силлогизм с большей и меньшей посылками и выводом" (там же). Поэтому в естеств. науках ум и достигает "высочайшей достоверности" (см. тамже, с. 39), позволяющей удовлетворять материальным нуждам человека (см. тамже, с. 38, 24). Однако опытное познание бессильно в мире духовном, объекты к-рого бесконечны и обладают свободой. Специфич. формой познания духовного мира является, по Ч., откровение. В лит-ре о Ч. было много споров о теоретич. источниках и религ. характере "Философических писем". Философию Ч. считали прежде всего религиозной, а ее гл. источник усматривали в католич. мысли – идеях де Местра, де Бональда, Балланша, христианского социализма (Ламенне). Действительно, эти идеи оказали формирующее воздействие на систему Ч., когда в условиях кризиса метафизич. материализма мн. передовые философы искали ответа на вопросы, поставленные современностью, в религии, видя в ней, в частности, средство обществ. преобразования. Но интерес Ч. к религ. идее, к католич. литературе никогда не становился для него самоцелью, но всегда был лишь одним из средств решения социальных и филос.-психологич. проблем. Строя свою систему, Ч. широко использовал идеи классич. философии – от античности до утопического социализма 19 в. и Шеллинга. "...Моя религия, – писал он в письме к А. И. Тургеневу, – не совсем совпадает с религией богословов... Если бы в те времена, когда я искал религии, я встретил бы... готовую, я наверное принял бы ее; но не найдя таковой, я принужден был принять исповедание Фенелонов, Паскалей, Лейбницов и Беконов. Вы, между прочим, были неправы, когда определяли меня, как истинного католика" (Соч. и письма, т. 2, с. 202–03). Герцен характеризовал религиозность Ч. как "революционный католицизм" (см. Полн. собр. соч. и писем, т. 13, П., 1919, с. 130; ср. т. 3, П., 1919, с. 40–41), а Чернышевский писал о ней как об "облачении его идей" (см. Полн. собр. соч., т. 4, 1950, с. 595). Даже богослов Г. Флоровский видит в Ч. "идеолога", а не "...религиозно настроенного человека" ("Пути рус. богословия", Париж, 1937, с. 247). В т р е т и й п е р и о д жизни и творчества Ч. происходит смещение акцентов в его концепции рус. истории; резко критич. отношение к ней периода "Философических писем" сменяется характерной для 2-й пол. 30-х – нач. 40-х гг. уверенностью в будущем России. Отсутствие культурных традиций, аморфность рус. духа, его неприобщенность к всемирно-историч. процессу – все это теперь представляется Ч. уже не недостатками, а преимуществами России, к-рые позволят ей быстро овладеть достоинствами и достичь уровня зап.-европ. цивилизации, избежав при этом присущих ей пороков. Однако со 2-й пол. 40-х и в нач. 50-х гг. в настроениях Ч. вновь возобладали критич. мотивы, что объясняется, во-первых, демократизацией его воззрений и углублением отрицат. отношения к абсолютизму и, во-вторых, распадением идеализма его историч. концепции, в частности его попыткой понять рус. историю с т. зр. географич., экономич. и социальных факторов. Ч. резко критикует право государя "превращать в рабов целое поколение свободных людей" как "отвратительное злоупотребление самодержавной власти в самом зловредном для народа ее проявлении, в развращении его общественного сознания" (афоризм 190; цит. по неопубл. работам Ч., хранящимся в Ин-те рус. лит-ры в Ленинграде, на франц. яз.; рус. пер. Д. Шаховского, по к-рому они ниже цитируются, – в Ин-те мировой лит-ры имени М. Горького в Москве). С обостренной неприязнью относится Ч. к дворянско-помещичьей России: "Бедняк, стремящийся к малой доле достатка, которого вам девать некуда, бывает иногда жесток, это верно, но никогда не будет так жесток, как жестоки были ваши отцы, те именно, кто сделали из вас то, что вы есть, кто наделил вас тем, чем вы владеете" (афоризм 219). Контрастом к антиреволюц. и религ. пафосу "Философических писем" воспринимается написанная Ч. вскоре после 1848 прокламация к крестьянам, в к-рой он, не призывая их прямо к революции, указывал им на революц. средства, с помощью к-рых европ. народы пытались устранить угнетение (см. "Лит. наследство", No 22–24, с. 680 и комментарий Д. Шаховского к прокламации). Относясь, очевидно, отрицательно к социалистич. доктрине, Ч. считал, однако, что "социализм победит не потому, что он прав, а потому, что неправы его противники" (афоризм 213). Не разделяя взглядов революц. демократов, Ч. вместе с тем требовал радикального преобразования России, ее перехода "на новые пути" (см. "Звенья". Сб. док-тов и мат-лов, М.–Л., 1934, [т.] 3–4, с. 380). Занятия историч. науками, гегелевской и послегегелевской философией изменили прежний идеалистич. подход Ч. к философии истории. Истолкование рус. истории приобрело у него более конкретный науч. характер. Напр., установление в России крепостного права он уже не связывал с введением православия, а объяснял необходимостью "положить конец бродячей жизни крестьянина" (Из неопубл. письма к А. И. Тургеневу, 1843). Ч. осознавал историч. обусловленность деятельности великих личностей (в частности Ивана Грозного и Петра I), придавал существ. значение географич. условиям, татарскому завоеванию, борьбе социальных групп. Идея "истинного патриотизма", составляющая пафос "Философических писем" и "Апологии сумасшедшего", развивается и в работах Ч. 40–50-х гг. "По-видимому, есть несколько способов любить свое отечество и служить ему...". "Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, – только бы ее не обманывать" (афоризм... 149, 107). Ч. полемизировал со славянофильской "философией" своей колокольни, препятствующей "создать из человеческого рода один народ братьев" (см. афоризм141, ср. 193). Эволюция филос. взглядов Ч. в 40–50-х гг. характеризуется уменьшением роли религ. моментов в его мировоззрении (см., напр., афоризмы 171, 173), утратой веры в способность религии вести народы к социальному идеалу ("религиозные чувства более не могут овладеть массами" – афоризм 221). Ч. со все возрастающим интересом изучает развитие нем. классич. идеализма, в к-ром он видит эволюцию от кантовско-фихтевского субъективизма, абсолю-тизации "Я" к объективно-идеалистич. идее единства "Я" и мира, тождества бытия и мышления (у Шеллинга и особенно у Гегеля). Первоначально неприязненное отношение к гегелевской философии (см., напр., Соч. и письма, т. 2, с. 239–40) сменяется у Ч. осознанием ее величия как блестяще выполненной "последней главы современной философии" (афоризм 195-а и 197). Выдвигая на первый план проблему слияния философии с действительностью, Ч. в сущности шел по пути младогегельянцев, усматривая недостатки философии Гегеля в абстрактности его системы, приверженности к ср.-век. схоластич. манере мыслить, "к узкой логомахии" (игре словами) и считая, что Гегель, "очевидно, не понял своего века, века столь поглощенного идеей практической" (афоризм 217). Идеи Ч. способствовали формированию двух осн. направлений во взглядах на рус. историю и будущее России – славянофильства и западничества. В условиях сословной замкнутости в крепостнич. России Ч. построил социальную утопию, основанную на идеях объективной историч. необходимости, единства необходимости и свободы, равенства и единства всех людей и народов, развил антииндивидуалистич. этику нравств.- совершенной и истинно-свободной личности. Правда, реальное значение идей Ч. оказалось, в силу запрета ему с 1836 печататься, меньшим, чем могло бы быть, если бы они приобрели публичную известность, хотя Ч. и оказал непосредств. историч. воздействие на Пушкина и Лермонтова, на западничество и славянофильство, на В. Соловьева и др. Историография. В лит-ре о Ч. еще в 19 в. сложилось два направления. Первое направление рассматривало Ч. как деятеля рус. освободит. мысли; основоположниками его были Герцен (см. Полн. собр. соч., т. 1–30, по имен. указателю; особенно – "Былое и думы", гл. "Не наши"; "О развитии революц. идей в России") и Чернышевский (см. Полн. собр. соч., т. 12, М., 1960, ст. "Апология сумасшедшего"). Статьи и публикации Герцена, осуществленные за рубежом, выход в 1862 первого издания соч. Ч. (на франц. яз.), публикация писем и соч. Ч. в 60–70-е гг. и воспоминаний о нем (М. Н. Логинов, Воспоминание о П. Я. Ч., "Рус. вестник", 1862, No 11; Д. И. Свербеев, Воспоминания о П. Я. Ч., "Рус. архив", 1868, кн. 6; его же, Записки Д. И. Свербеева (1799–1826), т. 1–2, М., 1899; М. Жихарев, П. Я. Чаадаев, "Вестн. Европы", 1871, т. 4–5) вызвали к жизни лит-ру о Ч., в общем примыкавшую к герценской традиции (статья A. Григорьева, Западничество в рус. лит-ре, "Время", 1861, No 2; две анонимные статьи – "Санкт-Петербургские ведомости", 1871, No 194 и "Отечественные записки", 1874, No 8; А. Пыпин, Характеристики лит. мнений, СПБ, 1909). Традицию Герцена – Чернышевского в оценке Ч. развил с марксистских позиций Г. В. Плеханов (Пессимизм П. Я. Ч., в его сб.: Критика наших критиков, СПБ, 1906; его же, Чаадаев, "Совр. мир", 1908, No 1) и сов. марксисты (см. В. Ф. Асмус, О новых "Философич. письмах" П. Я. Ч., в кн.: "Лит. наследство", т. 22–24, М., 1935; В. С. Соловьева, Ч. и его "Философич. письма", "ПЗМ", 1938, No 1; З. А. Каменский, П. Я. Ч., М., 1946; М. К. Афанасьев, Обществ.-политич. взгляды П. Я. Ч., "Тр. Воронеж. гос. ун-та", 1947, т. 14, вып. 2; Ф. И. Берелевич, П. Я. Ч. и революция 1848 г., "Уч. зап. МГУ", 1940, т. 2, вып. 61; его же, П. Я. Ч. и декабристы, "Уч. зап. Тюмен. гос. пед. ин-та", 1958, т. 5, вып. 2; История философии, т. 2, М., 1957, с. 258–61; М. М. Григорьян, Ч. и его филос. система, в кн.: Из истории философии, вып. 2, М., 1958; П. С. Шкуринов, П. Я. Ч. Жизнь, деятельность, мировоззрение, М., 1960 (библ.); Л. А. Филиппов, Религ. утопия П. Я. Ч. и совр. теологи, "История СССР", 1961, No 6; А. А. Галактионов, П. Ф. Никандров, История рус. философии, М., 1961, разд. 5, гл. 1; А. А. Лебедев, Чаадаев, М., 1965 (библ.); Н. Дружинин, П. Я. Ч. и проблема индивидуализма, "Коммунист", 1966, No 12; З. В. Смирнова, П. Я. Ч. и рус. обществ. мысль первой половины 19 в., "ВФ", 1968, No 1; История философии в СССР, т. 2, М., 1968 (с. 260–76 и др. по указат.). Второе направление в оценке Ч. развилось в прямой полемике с Герценом и его единомышленниками (П. Щебальский, Глава из истории нашей литературы, "Рус. вестник", 1884, No 11; П. Милюков, Гл. течение рус. историч. мысли 18–19 столетий, "Рус. мысль", 1885, No 12; Н. Пузанов, П. Я. Ч. и его миросозерцание, "Тр. Киев. Духовной Академии", 1906, No 5–6; отд. изд., К., 1906 и М. Гершензон, П. Я. Ч. Жизнь и мышление, СПБ, 1908). Эта традиция была воспринята рус. бурж. литературой, ставшей после 1917 эмигрантской, – Н. А. Бердяев, Д. С. Мережковский, B. В. Зеньковский (История рус. философии, т. 1–2, М., 1956, гл. 2), Н. О. Лосский (История рус. философии, М., 1954, гл. 3, § 1), и в значит. мере определила характер зарубежной литературы о Ч., особенно послеоктябрьской. Соч.: Письмо к И. Гагарину, "Временник Об-ва друзей рус. книги", 1928, т. 2, с. 71; Письмо П. Я. Ч. кн. П. А. Вяземскому, "Старина и новизна", 1916, т. 20; Письма Е. Свербеевой, Воскресная беседа сельского священника..., Отрывок из рассуждений о России, "Вестн. Европы", 1918, No 1–4; Два письма к С. П. Жихареву, в кн.: Жихарев С. П., Записки современника, т. 2, М.–Л., 1934, с. 515–17; Неопубликованная статья Ч., "Звенья", 1934, кн. 3–4; Три письма [Письма Гагарину и Шеллингу], там же, 1935, кн. 5; Письма Ч. к Ф. И. Тютчеву, там же; Oeuvres choisies..., P.–Lpz., 1862; Schriften und Briefe, M?nch., 1921; Philosophische Briefe, в кн.: ?stliche Christentum, Dokumente, [Bd 1], M?nch., 1923. Лит.: Богучарский В., Три западника 40-х годов, СПБ, 1902; Иванов-Разумник, История рус. обществ. мысли, т. 1, СПБ, 1907, гл. 8; Лемке М., Ч. и Надеждин, "Мир Божий", 1905, No 9–12; его же, Николаевские жандармы и лит-ра 1826–1855, СПБ, 1909, гл. 3; Стасов В. П., П. Я. Чаадаев, "Рус. старина", 1908, т. 133; Ковалевский М., Ранние ревнители философии Шеллинга в России. Ч. и Киреевский, "Рус. мысль", 1916, т. 12; Голицын Н. В., Ч. и Е. А. Свербеева, "Вестн. Европы", 1918, с. 233–54; Шаховской Д., Якушкин и Ч., в сб.: Декабристы и их время, т. 2, М., 1932; его же, П. Я. Ч. – автор "Философич. писем", в кн.: "Лит. наследство", т. 22–24, М., 1935; его же, П. Я. Ч. на пути в Россию в 1826 г., там же, т. 19–21, М., 1935; Усакина Т. И., Памфлет М. Н. Загоскина на П. Я. Ч. и ?. ?. Орлова, в кн.: Декабристы в Москве, М., 1963; Чертков Л. Н., Неотправленное письмо П. Я. Ч. к А. И. Тургеневу, "Рус. лит-ра", 1969. No 3; Frank V., Russisches Christentum, Paderborn, 1889; Masaryk Th. G., Zur russischen Geschichts- und Religionsphilosophie, Bd 1, Tl 2, Jena, 1913, Kap. 9; Hurwicz, P. J. Caadaev, Russische Geschichtsphilosophie, "Preu?ische Jahrb?cher", 1920, Bd 181, H. 2, August; Winkler M., P. J. Caadaev, В., 1927 (рец. см. Mehlitz О., "Zeitschrift f?r slavische Philologie", 1927, Bd 4, Doppelheft ?); Quenet Ch., Tchaadaev et les Lettres philosophiques..., P., 1931 (подробная библ.); Schelting ?., Ru?land und Europa im russischen Geschichtsdenken, Bern, 1948; Schultze B., Russische Denker. Ihre Stellung zu Christus, Kirche und Papstum, W., 1950; Коуr? ?., Etudes sur l´histoire de la pens?e philosophique en Russie, P., 1950; Hare R., Pioneers of Russian social thought, Oxf., 1951; Falk H., Das Weltbild P. J. Tschaadajews nach seinen acht "Philosophischen Briefen", M?nch., 1954; Scheibert P., Von Bacunin zu Lenin, Leiden, 1956; Waliсki ?., Paradoks Czaadajewa, "Studia filozoficzne", 1962, No 2 (сокращенный пер. на рус. яз. см. там же, 1964, No 2). З. Каменский. Москва.

Источник: Философская Энциклопедия. В 5-х т.

ПЕТР ЯКОВЛЕВИЧ ЧААДАЕВ
1794–1856)   Русский философ, мыслитель и публицист. Родоначальник русской религиозной философии. Основные произведения — «Философические письма» (1836), «Сочинения и письма» (т. 1–2, изд. 1913–1914). Высказал мысли об отлученности России от всемирной истории, о духовном застое и национальном самодовольстве, препятствующих осознанию и исполнению ею предначертанной свыше исторической миссии. В «Апологии сумасшедшего» (1837), написанной в ответ на обвинения, выразил веру в историческую будущность России. История оригинальной русской общественной мысли, по Бердяеву, начинается с 1829 года, когда было написано послание П. Чаадаева Е. Пановой, опубликованное затем в журнале «Телескоп». «Это крик отчаяния человека, любящего свою родину». Чаадаев считает, что русские, как бы, не входят в состав человечества, а существуют лишь затем, чтобы преподать ему (человечеству) урок. Петр Яковлевич Чаадаев родился 8 июня (27 мая по старому стилю) 1794 года. Уже в трехлетнем возрасте мальчик остался без родителей. После смерти отца и матери он вместе с братом Михаилом попал из захолустья Нижегородской губернии в московский дом князя Д. М. Щербатова, ставшего, совместно с графом Толстым, их опекуном. Отец его, Яков Петрович Чаадаев, в составе лейб-гвардии Семеновского полка участвовал в Шведской компании и получил Георгиевский крест. Выйдя в отставку в чине подполковника, он служил советником Нижегородской уголовной палаты. Когда Яков Петрович женился на Наталье Михайловне Щербатовой, род Чаадаевых соединился с одной из древнейших и именитейших русских фамилий, ведущей свое происхождение от святого князя Михаила Черниговского. В семье родились двое сыновей — Михаил (1792) и Петр (1794). Большинство исследователей указывает на поразительное сходство Чаадаева с известным историком и общественным деятелем екатерининской эпохи князем М. М. Щербатовым. Мать Чаадаева была дочерью этого знаменитого общественного деятеля, темпераментного обличителя пороков дворянского сословия и царской фамилии. Чаадаев был, как пишет М Н Лонгинов, «вполне внук своего деда, за исключением чинов и лент.» Биографы отмечают в Чаадаеве не только замечательную образованность, но и чрезвычайный ум, живость характера, самобытность и самостоятельность суждений, большую любовь к книге. Честный, смелый, независимый, отзывчивый, впечатлительный — вот неполный перечень эпитетов, которыми пестрят биографические записки о нем. В 1808 году Петр и Михаил Чаадаевы вместе с двоюродным братом Иваном Щербатовым поступили в Московский университет. Чаадаев весьма одобрительно отзывался о лекциях ряда профессоров. Но еще более уважительно относился он к сообществу прогрессивно настроенных сокурсников, впоследствии ставших видными общественными деятелями. В одно время с Чаадаевым учились более двадцати будущих декабристов. Наиболее близкие отношения установились между Чаадаевым и А. Грибоедовым, И. Снегиревым, И. Щербатовым, И. Якушкиным, П. Кавериным, Никитой и Артамоном Муравьевыми, А. Якубовичем и др. Если судить по отзывам Чаадаева о профессорах, то его захватили в студенческие годы такие науки, как русская поэзия и красноречие, философские и политические науки, римское право и история, политическая экономия и дипломатия. Диспуты, литературные кружки, театральные представления, инсценировки судебных процессов — вся атмосфера студенческого общения располагала к свободному обмену мнениями. В те же годы профессор Цветаев преподавал впоследствии запрещенное естественное право. Критическое отношение его к существующим в России порядкам не могло не быть темой студенческих разговоров. Не только Монтескье, но и Вольтер и Руссо входят в предмет обсуждений. Студентам известны произведения Радищева и Новикова. В собранной к 1812 году библиотеке Чаадаева (одной из самых богатых в Москве), которой активно пользовались его друзья, были и книги, запрещенные царской цензурой. После окончания университета братья Чаадаевы оказались перед выбором дальнейшего жизненного пути. Предстоящий выбор облегчался семейной традицией — многие родственники Михаила и Петра как по отцовской, так и по материнской линии в разное время служили в лейб-гвардии в Семеновском полку. Отечественная война объединила передовые силы России в едином патриотическом порыве. В мае 1812 года Чаадаев вступает юнкером в гвардию и затем определяется подпрапорщиком в Семеновский полк. Эта дата позволяет сделать вывод, что отнюдь не карьера, или во всяком случае не только она, привела его в армию. Он шел защищать Россию. Чаадаев — герой Бородина, участник многих сражений. В свете увиденного и пережитого неизбежно должен был задуматься Чаадаев над судьбами мировой истории, над общекультурными процессами и социально-политическими проблемами своей родины. Может быть, революционные события в Испании, в Неаполе, в Греции, в Пьемонте вновь и вновь заставляли мучительно переоценивать и переосмысливать накопленный интеллектуальный и жизненный материал? С 1817 по 1821 год Чаадаев служит адъютантом командира гвардейского корпуса Васильчикова, в лейб-гусарском полку, который стоял в Царском Селе. Именно к тому времени относится дружеское общение с Пушкиным, основанное на общей склонности к глубокому размышлению, на стремлении осмыслить русскую действительность. Петр Чаадаев был чрезвычайно яркой фигурой в петербургском обществе. Он часто общался с великими князьями Константином и Михаилом Павловичами, милостиво к нему расположенными. Чаадаев был замечен и самим царем Александром I. Никто, кроме самых близких по духу людей, не мог сомневаться в блестящей карьере молодого офицера. Стоит ли удивляться поэтому, какой неожиданной для многих явилась отставка Чаадаева, как много разных толков и слухов она вызвала. И хотя выходы в отставку в тот период (в том числе и в знак протеста против режима) не были редкостью, они, во-первых, не были столь заметны, а, во-вторых, их мотивы тщательно скрывались. В октябре 1820 года произошло очередное возмущение деспотическими аракчеевскими порядками, на сей раз — в гвардейском Семеновском полку, над которым шефствовал сам Александр I. Сообщить о перипетиях семеновской истории царю, находившемуся в Троппау на конгрессе пресловутого Священного союза, взялся адъютант командующего корпусом графа Васильчикова Петр Чаадаев. Многие усмотрели в этом поступке стремление еще больше приблизиться к престолу, желание сделать карьеру (флигель-адъютантские эполеты, дескать, не давали ему покоя) и отвернулись от него, предполагая предательство по отношению к товарищам-сослуживцам. Его упрекали в шаткости, нетвердости, бесхарактерности, отсутствии ясного понимания вопроса. Чаадаев же надеялся, что милостивое отношение Александра к ротмистру, прошедшему с Семеновским полком по полям тяжелых сражений Отечественной войны, могло способствовать смягчению возможной суровости наказания. Александр I надежд не оправдал. Он уже находился под влиянием реакционной политики Меттерниха и был пленником аракчеевщины. Можно предположить, что часовой разговор с царем окончательно прояснил для собеседников, «кто есть кто». Но если царь еще мог рассчитывать на благоразумие своего «верноподданного» и какое-то время не закрывать для него карьеру, то Чаадаев «прозрел» окончательно. Раньше многих других в России он понял бесперспективность надежд на прогнивший режим самодержавной власти. В декабре 1820 года Чаадаев подает в отставку. Трудно выделить какую-либо одну, решающую причину этого поступка. Не исключено, что после беседы с царем погасли надежды Чаадаева на «надлежащий путь» к славе, на соединение личной карьеры с государственными преобразованиями. Волконский сообщил Васильчикову из Лайбаха о том, что государь изъявил согласие на отставку Чаадаева, но без повышения в чине, так как со стороны получил о нем сведения очень неблагоприятные. При этом запрещалось сообщать Чаадаеву о подлинных причинах царской немилости, а при необходимости указать ему на его молодость и недовольство государя его нежеланием продолжать службу. Вопрос об отношении Чаадаева к декабрьскому восстанию и членстве его в тайных обществах является предметом постоянных дискуссий. Сам Чаадаев на вопрос о принадлежности к тайным обществам ответил: «Ни к какому тайному обществу никогда не принадлежал. Мнение мое о тайных обществах видеть можно из находящейся в бумагах моих речи о масонстве, писаной мною еще в 1818 году, где ясно и сильно выразил мысль свою о безумстве, о вредном действии тайных обществ вообще. О существовании тайных обществ в России не имел другого сведения, как по общим слухам. О названиях же их и цели никакого понятия не имел и какие лица в них участвовали, не знал». Как бы то ни было, Чаадаев был в очень близких отношениях с руководителями Северного общества. Но он всегда выступал против насильственных методов ведения борьбы. Чаадаев признавал, что перед отъездом из Петербурга за границу он виделся с Матвеем и Никитой Муравьевыми, князем Трубецким и Николаем Тургеневым. Матвей Муравьев-Апостол и Раевский провожали Чаадаева. Но ведь это элита тайного общества! Когда декабристы выступили против царя, Чаадаев был за границей. Еще в 1823 году он отправился в трехлетнее путешествие. Петр Яковлевич посетил Англию, Францию, Италию, Швейцарию, Германию. В Карлсбаде он встречался с немецким философом Шеллингом. На родину Чаадаев вернулся лишь осенью 1626 года, когда его друзья-декабристы были осуждены. Поражение декабристского движения передовая общественность переживала очень глубоко. У Чаадаева для этого были и причины личного характера. С осени 1826 года Чаадаев живет в имении тетки в Дмитровском уезде. Пять лет продолжается его затворническая жизнь, наполненная напряженной мыслительной работой. Его позиция в тот период очень хорошо иллюстрируется содержанием письма к Вяземскому: «Неуж-то надобно непременно делать дела, чтобы делать дело? Конечно, можно делать и то и другое, но из этого не следует, чтобы мысль… не могла быть вещь очень дельная. Настанет время, она явится и там». В это время он познакомился с Екатериной Дмитриевной Паниной. Ей было двадцать три года, но она уже пять лет была замужем, правда, детей не имела. Екатерина Дмитриевна выделялась в глазах Чаадаева из толпы беспокойством духа и развитостью ума, умением находить «прелесть в познании и в величавых эмоциях созерцания». Надо только, думал он, наполнить эти свойства существенным содержанием, ибо молодая женщина не заглядывает в Евангелие, не ходит в церковь и вообще пребывает в полном религиозном неведении. Тогда и многие тяжелые для нее проблемы повернутся к ней другой стороной. И Чаадаев посоветовал Екатерине Дмитриевне, говоря словами его первого философического письма, «облечься в одежду смирения, которая так к лицу вашему полу», «что «скорее всего умиротворит ваш взволнованный дух и прольет тихую отраду в ваше существование». Мы не знаем доподлинно всего, что сделано Чаадаевым в эти пять лет. Возможно, что помимо сохранившихся в полицейских архивах произведений были и другие работы. Известно точно, что к 1830 году «Философические письма» были закончены. Чаадаев хлопочет об издании написанного. А пока созданное им читают в списках. С 1831 года он навсегда поселяется во флигеле большого дома Е. Г. Левашевой на Ново-Басманной. Здесь живет какое-то время вместе с М. Бакуниным, знакомится с В. Белинским. Отсюда ездит не только в Английский клуб, но и туда, где собираются люди, глубоко озабоченные судьбами России, — Герцен в «Былом и думах» вспоминает споры и прения очень длинные, до 2 часов ночи по два-три раза в неделю: у Чаадаева (понедельник), Свербеева (пятница), А. П. Елагиной (воскресенье) и др. Чаадаев не принадлежал, очевидно, ни к одному из образовавшихся тогда кружков. И это неудивительно. Он постоянно ощущал учрежденный над ним тайный надзор, от которого не избавляло и пятилетнее «примерное» поведение в деревенской глуши». Тем более, ему как «уличенному в связях с декабристами», в силу запрета заниматься общественной деятельностью, недоступны были какие-либо официальные формы проявления своих демократических убеждений. Он не мог, подобно Грановскому, высказывать свое кредо с университетской кафедры, не мог заняться издательской деятельностью. Не следует ли предположить, что обращение к Васильчикову, Бенкендорфу и Николаю с просьбой об определении на государственную службу было попыткой как-то легализовать свое положение? Можно ли и стоит ли объяснять унизительные письма властвующим особам только тяжелым материальным положением или, тем паче, желанием примкнуть к чиновничьему сословию? Эти вопросы имеют под собой тем большее основание, если учесть, что 31 января 1833 года цензурный комитет не дал разрешения на опубликование представленной Чаадаевым книги. Чаадаев настойчиво ищет возможность сделать достоянием широкой гласности то, что выстрадано им в тишине кабинета. Наконец ему это удается. Редактор журнала либерального направления «Телескоп» Надеждин взял на себя смелость опубликовать первое философическое письмо в пятнадцатом номере за 1836 год. Из сопровождающего публикацию замечания Надеждина видно, во-первых, что статья рассчитана на «мыслящих читателей», во-вторых, что она лишь звено в серии писем, проникнутых одним духом, развивающих одну главную мысль (Надеждин, естественно, умалчивает, какую), в-третьих, что имеется «дозволение украсить наш журнал и другими из этого ряда писем», и, наконец, в-четвертых, обо всем этом сообщается «с удовольствием», ибо просматривается «возвышенность предмета, глубина и обширность взглядов, строгая последовательность выводов и энергическая искренность выражения…» Заметим, что до официальной реакции Чаадаев не только не жаловался на издателей, но был весьма воодушевлен фактом появления статьи. В письме к княгине С. Мещерской от 18 октября 1836 года, то есть сразу после опубликования письма, когда еще на Чаадаева не обрушились репрессии, он пишет: «Говорят, что шум идет большой; я этому нисколько не удивляюсь. Однако же мне известно, что моя статья заслужила некоторую благосклонность в известном слое общества. Конечно, не с тем она была писана, чтобы направиться блаженному народонаселению наших гостиных, предавшихся достославному быту виста и реверси. Вы меня слишком хорошо знаете и, конечно, не сомневаетесь, что весь этот гвалт занимает меня весьма мало. Вам известно, что я никогда не думал о публике, что я даже никогда не мог постигнуть, как можно писать для такой публики, как наша: все равно обращаться к рыбам морским, к птицам небесным. Как бы то ни было, если то, что я сказал, правда, оно останется, если нет, незачем ему оставаться». Шум же от первой — и единственной прижизненной — публикации Чаадаева был действительно большой. Герцен очень образно уподобил «Философическое письмо» выстрелу среди ночи. По свидетельству биографа М. Жихарева, никакое событие, не исключая и смерть Пушкина, не произвело такого впечатления: «Даже люди, никогда не занимавшиеся никаким литературным делом; круглые неучи; барыни, по степени интеллектуального развития мало чем разнившиеся от своих кухарок и прихвостниц, подьячие и чиновники, увязшие и потонувшие в казнокрадстве и взяточничестве; тугоумные, невежественные, полупомешанные святоши, изуверы или ханжи, поседевшие и одичалые в пьянстве, распутстве или суеверии, молодые отчизнолюбцы и старые патриоты — все соединилось в одном общем вопле проклятия и презрения человеку, дерзнувшему оскорбить Россию». В первом из философских писем Чаадаев советует своей корреспондентке (подразумевается Панова) придерживаться всех церковных обрядов, упражняться в покорности, что, по его словам, «укрепляет ум». По мнению Чаадаева, только «размеренный образ жизни» соответствует духовному развитию. В отношении России Чаадаев высказывается весьма критически, полагая, что одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих. Мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений. В то же время он всемерно превозносит Западную Европу, полагая, что там идеи долга, справедливости, права, порядка родились из самих событий, образовывавших там общество, входят необходимым элементом в социальный вклад. Чаадаев видел в католической церкви, господствующей на Западе, поборницу просвещения и свободы. Одновременно Чаадаев критиковал крепостное право в России. Тон гонениям задал управляющий департаментом духовных дел иностранных исповеданий Ф. Ф. Вигель. В письме митрополиту от 21 октября 1836 года он обращает пастырское внимание на то, что в «богомерзкой статье, нет строки, которая бы не была ужаснейшею клеветою на Россию, нет слова, кое бы не было жесточайшим оскорблением нашей народной чести». Далее достаточно четко формулируется обвинение в преступной принадлежности к революционной партии: «Среди ужасов французской революции, когда попираемо было величие Бога и царей, подобного не было видно. Никогда, нигде, ни в какой стране, никто толикой дерзости себе не позволил». И, наконец, вопль: «И где? в Москве, в первопрестольном граде нашем… сие преступление. И есть издатель, который превозносит ее похвалами и грозит другими подобными письмами! И есть цензура, которая все это пропускает. О Боже! до чего мы дожили». Из письма Бенкендорфа царю» «Все, что для нас россиян есть священного, поругано, уничтожено, оклеветано с невероятною предерзостью, и с жестоким оскорблением как для народной чести нашей, так для правительства и даже для исповедуемой нами православной веры». Дальнейшее известно. Последовала резолюция царя, в соответствии с которой Чаадаева объявляли умалишенным. Ему предписывалось не выходить из дома. Полицейский надзор ожесточился открытыми принудительными мерами. Сам Чаадаев отнесся к своей участи со свойственной ему печальной иронией. В письме к брату он пишет: «У меня по высочайшему повелению взяты бумаги, а сам я объявлен сумасшедшим. Поражение мое произошло 28-го октября, следовательно, вот уже три месяца как я сошел с ума. Ныне издатель сослан в Вологду, цензор отставлен от должности, а я продолжаю быть сумасшедшим. Теперь, думаю, ясно тебе видно, что все произошло законным порядком, и что просить не о чем и некого». Более всего его удручает невозвращение отобранных бумаг, «потому что в них находятся труды всей моей жизни, все, что составляло цель ее». Было от чего впасть в отчаяние. Но, хотя многие связи рушились, хотя приходится довольствоваться одной прогулкой в день и «видеть у себя ежедневно господ медиков» (первое время — наглого и пьяного штаб-лекаря), Чаадаева обнадеживает утешительная дружба милых хозяев и частое посещение товарищей. В общении с власть имущими и в открытой для цензуры переписке «сумасшедший» продолжает разыгрывать лояльного по отношению к правительству человека, а в неподцензурных произведениях звучит его страстный голос просветителя и борца. Вершина политической мысли Чаадаева, вместе с прокламациями 1840-х годов — «Апология сумасшедшего» (1837), написанная в 1837 году и опубликованная только после его смерти в 1862 году в Париже князем Гагариным. Чаадаев уже более трезво оценивает историю России. Он пишет, что бесплодность исторического развития России в прошлом представляет собой в некотором смысле благо, так как русский народ не скован окаменелыми формами жизни и потому обладает свободой духа, чтобы выполнить великие задачи будущего, которые стоят перед ним. При этом он придавал большое значение православию, которое, по его мнению, способно оживить тело католической церкви. Он признал, что в будущем Россия станет центром интеллектуальной жизни Европы, если она, конечно, ассимилирует все самое ценное в Европе и осуществит миссию, предначертанную ей Богом. В этих своих мыслях Чаадаев перекликается с идеями славянофилов. Легко ошибиться, если рассматривать жизнь Чаадаева и, в частности, настроения последних лет в отрыве от конкретно-исторических условий и сути жизни вообще, в отрыве от уровня самосознания философа. Вспомним лучше его собственные слова: «Безотрадное зрелище представляет у нас выдающийся ум, бьющийся между стремлением предвосхитить слишком медленное поступательное развитие человечества… и убожеством младенческой цивилизации, который таким образом поневоле кинут во власть всякого рода причуд воображения, честолюбивых замыслов, а иногда — приходится это признать — и глубоких заблуждений». Чаадаев и в конце своего жизненного пути остался верен своему принципу, искать истину вопреки официальному запрету, вопреки официальному мнению властей, вопреки существованию этих властей, но не любой ценой, не ценой своей головы, а соблюдая осторожность, заискивая перед власть предержащей, заверяя ее в полной преданности. Трудно теперь сказать, в какой степени и все ли верили в «верноподданнические» чувства философа. 30 октября 1837 года Николай I на доклад московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына о прекращении «лечения» Чаадаева наложил следующую резолюцию: «Освободить от медицинского надзора под условием не сметь ничего писать». Чаадаеву было разрешено выходить на прогулки, но не наносить визитов. Он продолжал оставаться «сумасшедшим», его опасались. Чаадаев был обречен на одиночество (не сбылись пророчества юности, очевидной стала бессмысленность суеты окружающей российской жизни). И если кто-то еще надеялся на перемены в связи с воцарением Александра II, то Чаадаев остался верен себе: «Взгляните на него, просто страшно за Россию. Это тупое выражение, эти оловянные глаза…». Если и мог с кем-либо связывать Чаадаев осуществление своих идеалов, то разве лишь с народными массами. К ним обращается он в ставшей известной теперь прокламации. В ней — пропаганда европейских революционных событий, призыв к единению народов против самодержавного гнета. Проникновенные строки адресованы крестьянской массе. Другими словами, в 1840-е годы Чаадаев оказался левее тех европейских социалистов, которые в решении социальных противоречий рассчитывали на благородство и иные добродетели правящих классов. Более того, когда революционное движение 1848–1850 годов потерпело неудачу и, казалось бы, рухнула последняя надежда, Чаадаев, можно предположить, не потерял веру во всемогущество просветительской деятельности в широких массах. Петр Яковлевич Чаадаев умер квартирантом в чужом доме 14 апреля 1856 года по старому стилю. Через все перипетии личной жизни Чаадаев пронес глубокую и неординарную любовь к Отечеству, к русскому народу. Любовь к Отечеству для него — далеко не одно и то же, что любовь к царствующему дому и «публике», погрязшей в прихотях и похотях. В период расцвета творческих сил мыслителя укрепилась его вера в светлый идеал такого общественного устройства и такого пути развития, при котором все народы обретут просвещение и свободу. С верой в грядущий час России Чаадаев прошел свой путь до конца.      

Источник: 100 великих мыслителей