НАНСИ Жан-Люк

(p. 1940) – проф. университета гуманитарных наук в Страсбурге (до 2000), директор исследовательского центра «Философия, науки о языке и коммуникация», преподаватель Калифорнийского университета (США), содиректор парижского Центра философских исследований политики, один из руководителей Международного философского коллежа в Париже, а также (совместно с Ж. Деррида, Ф. Лаку-Лабартом и С. Кофман) проекта книжной серии «Философия в действии». Определяющее философское влияние на Н. оказали И. Кант, Г.В.Ф. Гегель, М. Хайдеггер и Ж. Деррида, что обусловило его устойчивый интерес к «философии на пределе» – к таким ситуациям в философии, когда она ставит под вопрос свою собственную возможность. Первое крупное сочинение Н., «Спекулятивная ремарка» (1973), посвящено «пределу» гегелевской диалектики, а в двух других произведениях первого периода, «Ego sum» (1979) и «Категорический императив» (1983), исследуется «предельная ситуация», в какой оказались картезианское понятие «субъект» и кантовский «закон» в XX в. После публикации работы о Ж. Лакане «Заголовок письма» (1973) Н. занимается исследованием взаимоотношений философии и литературы (см. сочинения «Логодедалус» и «Литературный абсолют», совместно с Лаку-Лабартом). Работы второго периода творчества Н. посвящены феномену «сообщества» (communauté), понимаемому не как организованная тотальность или всеобщность, а как сеть сингулярностей, каждая из которых выставляет другие на грань существования, заставляя обнажить их собственный предел. Этот период открывается исследованием «Разделение голосов» (1982), в котором критикуется герменевтика и утверждается изначальная плюральность смысла. Критический анализ «смысла» как чего-то противоположного означиванию (сигнификации) продолжается в работе «Забвение философии» (1986). В книге «Непроизводящее сообщество» (рус. пер. 2009), ставшей самым известным и резонансным сочинением Н., предпринимается анализ сообщества, не совершающего «работы» и в этом смысле далекого от завершенности «произведения» (œuvre). Члены такого сообщества реализуют себя через причастность открытости, в том числе институционально истолкованной. Сообщество понимается как лишенное сущности, а стало быть, и идентичности. Но мыслить так – значит мыслить «конечность», исходить из того, что сообщество образовано чемто, что из него «уходит» или «вычитается», и это что-то есть его «работа». «Работу» Н. приравнивает к реализованной бесконечной идентичности сообщества. Эта мысль обобщенно выражена в следующих постулатах М. Бланшо, чья книга «Неописуемое сообщество» (рус. пер. 1998) представляет собой прямую реакцию на размышления Н.: 1) сообщество не является редуцированной формой общества и не стремится к слиянию в общности; 2) в противоположность любой социальной ячейке оно чурается производства и не ставит перед собой никаких производственных целей. Сообщество, по Н., есть мысль о внешнем (о внешней стороне бытия), и обозначениями для этого последнего оказываются смерть, Другой и письмо (écriture). Такой тип мышления предполагает отказ от категорий индивида и субъекта в качестве опорных точек философского и социологического подходов к проблеме. Для Н. сообщество – это то, что случается с нами начиная (à partir) с общества, но вовсе ему не предшествует. В целом его анализ можно определить как философскую деконструкцию традиционных взглядов на общество. Одна из принципиальных характеристик сообщества заключается в том, что оно не переводит смерть в возвышенные формы коммунальной близости, не обеспечивает преображение своих мертвых в некую субстанцию или субъект (будь то родина, родная почва или кровь, нация или само человечество, достигшее полноты свободы либо высшей точки своего развития). Сообщество видит в своих членах не метафизических субъектов, но конечные существа, от которых их собственная смерть неотчуждаема. Но если Я исчезает в своей смерти и если сообщество раскрывается в смерти других, то это значит, согласно Н., что сообщество предъявляет своим членам конечность и неотменяемый избыток, которые и образуют конечное бытие: только сообщество способно показать мне мою смерть, куда для меня не может быть перехода, равно как и мое рождение, которое заново я не могу пережить, – бессмертная самость (moi) этого сделать не может. Тот, кто рождается и умирает, не является субъектом. Термином, дополняющим «сообщество» по линии его конечности, Н. выбирает «сингулярность». Если метафорой индивидуальности может служить атомарная структура, т.е. набор опознаваемых или просто тождественных друг другу единиц, то сингулярность скорее совпадает с клинаменом, спонтанным отклонением атомов от прямого пути, или же свободного падения. Речь идет о самой событийности, внедренной в порядок вещей. Сингулярность, по Н., ни из чего не происходит, т.е. лишена истока в буквальном смысле этого слова: нет никакого процесса «сингуляризации», который приводил бы к ее появлению; она не извлекается, не производится, не следует за чем-то. Наоборот, она сама есть мера всякого начала, притом что под началом понимается рождение конечности. Сингулярность безосновна: нет ничего позади сингулярности, но есть пространство ее распределения и разделения (с) другими (partage). Вместо основы или фона – переплетение сингулярностей, их разветвленная сеть. Для Н. такая необычная коммуникация синонимична «бытию-вместе», «совместному бытию» (l’être-en-commun). В слове «коммуникация» не следует искать ни остаточных следов интерсубъективности, ни отпечатка линейной схемы передачи сообщения. Коммуникация напрямую связана с сообща переживаемым опытом самой конечности. В самом деле, конечность себя показывает, предъявляет и являет только совместно. Это и есть способ существования множественных, рассеянных, смертельно расколотых тел. Конечность всегда со-является (comparaît), и в этом Н. видит ее неповторимую феноменальность. Понятая без отсылки к основаниям, конечность существует в качестве коммуникации. Данную связь, предшествующую всевозможным формам языкового обращения, Н. определяет посредством разрыва: это связь, которая разъединяет связывая. Момент разрыва акцентируется раскрытостью сингулярного существования навстречу внешнему, которое оказывается лишь новой сингулярностью, настолько же разомкнутой вовне. Это исследование продолжено в «Опыте свободы» (1988), но уже в онтологическом плане. В последнее время Н. работает над проблемами «конца искусства», а также другими аспектами «мысли на пределе». Специального упоминания заслуживает интерес Н. к таким теоретическим и в то же время безусловно политическим проблемам, как «мондиализация» (вариант истолкования глобализации), демократия и христианство. Н. продолжает развивать свою оригинальную философию «бытиявместе», опираясь на самый разный материал.
Соч.: О событии // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991; Сегодня // Ad Marginem’93. M., 1994; Corpus. M., 1999; Очевидность фильма, Аббас Киаростами // Синий диван. 2004. № 4; Бытие единичное множественное. Минск, 2004; Тело: вовне или внутри. Пятьдесят восемь показаний о теле // Синий диван. 2006. № 9; La Remarque spéculative. P., 1973; Logodaedalus. P., 1976; Le Partage des voix. P., 1982; La Communauté désœuvrée. P., 1983; Des lieux divins. P., 1987; L’Expérience de la liberté. P., 1988; The Birth to Presence. Stanford, 1992; Le Sens du monde. P., 1993; Les Muses. P., 1994; Hegel. L’Inquiétude du negative. P., 1997; L’Intrus. P., 2000; La Pensée dérobée. P., 2001; La Création du monde ou la mondialisation. P., 2002; La Déclosion (Déconstruction du christianisme, 1). P., 2005; Vérité de la démocratie. P., 2008; L’Adoration (Déconstruction du christianisme, 2). P., 2010; L’Équivalence des catastrophes (Après Fukushima). P., 2012; La Communauté désavouée. P., 2014. Лит.: On Jean-Luc Nancy. The Sense of Philosophy. L.; N.Y., 1997. E.B. Петровская