КОНФУЦИЙ

551(552)-479 до н. э.)   Древнекитайский мыслитель, основатель конфуцианства Основные взгляды изложены в книге «Лунь-юй» («Беседы и суждения»). Конфуций объявлял власть правителя священной, а разделение людей на высших и низших («благородных мужей» и «мелких людишек») — всеобщим законом справедливости. В основу социального устройства ставил нравственное самосовершенствование и соблюдение норм этикета («ли»). Со II века до н. э. и до начала XX века конфуцианство являлось в Китае официальной государственной идеологией. Конфуций, один из великих мудрецов древности, является своего рода символом Китая, его культуры, философской мысли. Конфуций считается также великим первоучителем всех китайцев. На протяжении многих десятков поколений миллиарды жителей Китая (частично это касается и их соседей — японцев, корейцев, вьетнамцев) свято чтили его как учителя жизни. Для дальневосточной цивилизации Конфуций примерно то же, что Иисус для христиан или Мухаммед для мусульман. Но китайский мудрец был все же только человеком, причем простым и доступным в общении, каким и должен быть учитель. Он подчеркивал, что в своих идеях опирается на мудрость старины. «Передаю, а не создаю. Верю в древность и люблю ее». И это действительно было так, в этом была сила Конфуция. Вместе с тем совершенно очевидно, что Конфуций творчески переработал эти знания, с учетом реальности, что и сделало его великим, а его учение — живым на протяжении тысячелетий. Конфуций не любил суеверий, хотя и вынужден был их терпеть. На вопрос ученика Цзи Лу, как следует служить духам, он строго ответил «Мы еще не научились служить людям, так что нечего говорить о служении духам» (имелись в виду как дух умершего человека, гак и духи вообще — гуй-шэнь). Продолжив свою мысль, учитель на вопрос о смерти заметил: «Мы не знаем, что такое жизнь, что же можем мы знать о смерти?» Однако, учитель не случайно относился к суевериям с терпением. Конфуций принадлежал к старинному аристократическому роду, генеалогия которого восходила к династии Шан-Инь, правившей Китаем до XI века до н. э. После гибели иньцев под ударами Чжоу (1027 год до н. э.) один из потомков династии Шан-Инь получил от чжоусцев в управление удел Сун. Родственником сунского правителя был Кун, который в VIII веке до н. э. занимал должность главнокомандующего войсками удела (сыма), уже превратившегося в достаточно крупное царство. Всесильный министр-правитель царства Сун захотел, согласно преданию, отобрать у Куна его жену. Сложная любовно-политическая интрига, как она описана в хронике-летописи «Цзо-чжуань», привела к тому, что сунский правитель, не одобривший намерений интригана, был устранен с престола, а при его преемнике всесильный министр добился своего. Кун был убит, а его жена с почестями переведена в дом министра, где добродетельная дама, однако, повесилась на своем поясе. Следствием интриги стало вынужденное бегство уцелевших членов клана в царство Лу, где спустя некоторое время и родился Кун Фу-цзы. Имя Конфуций — латинизированная форма китайского имени Кун Фу-цзы, то есть «учитель Кун». Его отец Шу-лян Хэ был бравым солдатом, впоследствии комендантом крепости Цзоу, причем предания рисуют его человеком огромного роста и необычной силы, прославившимся воинскими подвигами Хэ имел жену и девять дочерей, но не имел сына. Правда, наложница родила сына, но тот оказался калекой. И тогда, уже на рубеже восьмого десятка, старый воин решил еще раз жениться. На сей раз он взял в жены молоденькую девушку из рода Янь. Через положенный срок на свет появился мальчик, которому были даны имена Цю и Чжунни. Конечно, многое в этой истории приукрашено, истинных сведений о детстве великого мудреца известно очень мало. Его мать овдовела, когда ему было три года. Рассказывают, что в детстве он любил играть с ритуальными сосудами и повторять увиденные им церемониальные обряды. Неясно, где и сколько он учился, если учился вообще (речь идет о школах для молодых аристократов), но несомненно, что мальчик был любознательным и способным и всегда стремился к знаниям. Сам о себе он как-то в старости заметил: «В 15 лет я ощутил потребность учиться». Из контекста не вполне ясно, о чем идет речь. «В 30 лет уже стоял твердо, в 40 не имел сомнений, в 50 познал волю Неба, в 60 следил чутким ухом за истиной, а в 70 мог следовать желаниям сердца, не боясь отклониться». Фраза в целом — явно символический итог жизни, этапы созревания интеллекта. Возможно, что первая фраза говорит о том, что к 15 годам потребность учиться, приобретать знания стала для Конфуция осознанной необходимостью. Бедность не позволяла ему поступить ни в одну из государственных школ, где готовили чиновников. Но это не остановило Конфуция. С пятнадцати лет он стал брать частные уроки и заниматься самообразованием. Овладев иероглифической премудростью, он принялся изучать древнюю литературу. «Я любил древних, — говорил он ученикам, — и приложил все усилия, чтобы овладеть их знаниями». Конфуций, как Пифагор и Сократ, не оставил письменного изложения своего учения. Но друзья и последователи мудреца записали его высказывания в книге «Лунь-юй» — «Суждения и беседы». Она состоит главным образом из собранных афоризмов, которые начинаются словами: «Учитель сказал «Иногда в ней сообщаются факты из биографии Конфуция, иногда попадаются эпизоды, показывающие учителя в беседе с друзьями. И хотя предание приписывает Конфуцию составление чуть ли не всей священной письменности Китая, «Лунь-юй» остается почти единственным надежным свидетельством о мудреце и его учении. В 19 лет Конфуций женился на девушке из семьи Ци, жившей в царстве Сун. Через год у них родился сын. По случаю этого радостного события правитель Чжан-гун поздравил Конфуция, послав ему со слугой живого карпа. В знак признательности за оказанную правителем честь счастливый отец дал новорожденному имя Ли, что означает «карп», и впоследствии добавил прозвище Бо Юй (юй — рыба, бо — старший из братьев). Однако, с последним Конфуций несколько поторопился, так как сыновей у него больше не было. Следует заметить, что в семейной жизни мудрец — как и Сократ — счастлив не был. Есть сведения, что он развелся. Вообще отношение Конфуция к женщинам достаточно наглядно показано и практически исчерпывается в следующей сентенции: «Всего трудней иметь дело с женщинами и сяо-жень приблизишь их — становятся строптивыми, отдалишь — ропщут». Да и вся его не прикрашенная поздними преданиями жизнь, как она представляется со страниц трактата «Лунь-юй», была жизнью одинокого и не избалованного успехами учителя, окруженного лишь преданными ему учениками. Вначале Конфуций, обремененный семьей, занимал незначительные общественные должности — был хранителем амбаров, заведовал полями и фермами. Получив место надзирателя за продовольственными поставками, Конфуций с воодушевлением принялся за дело, ибо видел в нем нечто священное. Он тщательно следил за тем, чтобы товары были доброкачественными, вникал во все мелочи, расспрашивал людей, знающих толк в хозяйстве, беседовал с крестьянами, интересовался способами улучшения урожая. Работая на складах, Конфуций воочию убедился, что слухи о злоупотреблениях, произволе и расточительности в княжестве не преувеличенны. Постепенно ему становилось ясно, что его родной край страдает тяжким недугом. Конфуций в душе всегда был служилым человеком, честным чиновником его постоянно заботили непорядки в стране. Под влиянием того, что он видел на службе, и того, что он нашел в старых книгах, у него сложилось убеждение, что народ давно сбился с дороги и что только возврат к древнему укладу жизни может спасти его. В 528 году до н. э. у Конфуция умерла мать. По обычаю он должен был в знак траура покинуть службу на три года. И хотя многие в то время уже не обращали внимания на это правило, он решил строго соблюсти его. Все свободное время Конфуций посвящал углубленному изучению китайской истории. В народных сказаниях и одах перед ним оживало идеальное царство, в котором властитель был мудр и справедлив, войско преданно и отважно, крестьяне трудолюбивы и честны, женщины верны и нежны, земля плодородна и обильна Конфуций пришел к мнению, что причина страданий людей кроется в хаосе, который царит в стране. Для того чтобы избавиться от него, следует возвратиться к древним обычаям и порядкам. Но сделать это нужно сознательно каждый человек должен быть требовательным к себе, соблюдать установленные правила и каноны лишь тогда все общество исцелится от своего недуга Конфуций изучал исторические документы, церемониальные обряды, древние песни, музыку, предания и, преуспев в этом, стал считаться знатоком традиций. В 28 лет Конфуций впервые принимает участие в торжественном жертвоприношении в главном храме царства Лу. Здесь произошел знаменательный эпизод Конфуций, к тому времени уже прослывший человеком весьма образованным, только и делал, что спрашивал о значении каждой процедуры, чем вызвал недоуменный вопрос «Кто сказал, что этот человек из Цзоу разбирается в ритуалах? Он расспрашивает буквально о каждой детали». Конфуций спокойно ответил «В таком месте спрашивать о каждой детали и есть ритуал!». Вопрошание о сути каждого поступка или изречения стало одним из методов обучения учителем Куном своих учеников. «Если знаешь, то говори, что знаешь, а если не знаешь, то говори, что не знаешь». Есть сведения, что в 518 году до н. э., когда Конфуцию было уже за тридцать, один из луских сановников перед смертью порекомендовал своим сыновьям поучиться у Конфуция правилам Ли — древнейшему своду норм и ритуальных церемониалов. Это уже означало признание. Вокруг него стали собираться молодые люди, видевшие в нем наставника. Он читал вместе с ними старинные рукописи, толковал тексты, объяснял обряды. Он делился с ними своими мыслями о золотом веке, который хотя и ушел давно в прошлое, но может быть воскрешен. Со своих слушателей Конфуций брал скромную плату, а впоследствии стал жить на средства нескольких богатых учеников, предоставивших ему помещение для «школы». Когда Конфуция называли проповедником какой-то новой доктрины, он возражал против этого. «Я толкую и объясняю древние книги, а не сочиняю новые. Я верю древним и люблю их». Свою главную цель он видел в «умиротворении народа», только ради этого нужно знание заветов святых людей. В 522 году до н. э. исполнилась давняя мечта Конфуция Он посетил вместе с учениками старую столицу Чжоу. Древние храмы привели его в восхищение. Он почувствовал себя у самого источника мудрости, внимательно рассматривал фрески, с восторгом читал полустертые надписи, дотошно расспрашивал обо всем, что касалось старины. Огорчало Конфуция тишь то что культ в столице находился в явном небрежении. Вскоре по городу стала распространяться молва о молодом ученом. Число его учеников возрастало с каждым днем, всех поражали его эрудиция и глубокое знание древней литературы. В то время он занимался редактированием книги «Ши цзин» («Книга песен»), памятника китайской литературы XI–VI веков до н. э. Он оставил в книге самые лучшие стихи и песни, причем многие из них знал наизусть и до конца дней любил повторять их. Большое значение придавал Конфуций музыке. Он видел в ней завершение социальной системы. Музыка должна была, по его замыслу, служить духовной пищей народу, воспитывать и облагораживать нравы. Посещение Чжоу совпало с первыми попытками Конфуция найти такого правителя, который стал бы следовать его советам и привел страну к процветанию. По преданию, именно тогда Конфуций встретился с Лао-цзы. Старый философ осудил его самомнение и пустые мечты, но Конфуция это не смутило. Не смутили его и насмешки других аскетически настроенных проповедников. Когда они укоряли его в пустозвонстве, он отвечал, что легче всего умыть руки и отстраниться от дел. Гораздо важнее употребить свои знания для служения народу. Кое-кто, пытаясь унизить учителя, подтрунивал над его «гордым видом, вкрадчивой манерой и упорством». Но вряд ли эти обвинения были достаточно справедливыми. Конфуцию всегда была свойственна неподдельная скромность. Он был неизменно учтив, внимателен, приветлив, носил простую одежду черного и желтого цвета. В кругу учеников он был сердечен и естествен, чужд надменности. Он никогда не выставлял напоказ свою образованность и умел прислушиваться к советам. Ученики оказывали на него большое влияние. Не раз он изменял свои решения по их советам, выслушивал от них упреки, оправдывался перед ними. Но при дворе Конфуций вел себя иначе, в воротах он низко склонял голову, в тронном зале стоял, затаив дыхание, застывал в церемониальных позах, разводил руки, делал чинные поклоны, одним словом, воскрешал древний придворный этикет. На улице он также внимательно следил за пристойностью каждого своего движения. Все его манеры были рассчитаны и продиктованы строгими правилами. В коляске он ехал, не поворачивая головы, к обряду приветствия относился необычайно серьезно. И все это делалось не из гордости или чванства, а во имя возрождения традиций. Образ жизни Конфуция не был аскетическим, хотя он считал, что необходимо уметь довольствоваться малым. В основном его быт не отличался от быта других ученых и чиновников. В семейной жизни он не нашел счастья, кружок учеников стал для него подлинной семьей. Слушатели обычно были ненамного его моложе, но он любил называть их «своими детьми». Конфуций не обещал ученикам дать какое-то высшее сокровенное знание. Он наставлял их в простой земной науке, которой был беззаветно предан сам. «Я просто человек, — говорил он, — который в страстном стремлении к знанию забывает о пище, в радостях познания забывает о горестях и который не замечает приближающейся старости». Все знание, согласно Конфуцию, сводилось к изучению исторического наследия. «Учитель, — говорится в «Лунь-юй», — учил четырем вещам письменам, правилам поведения, верноподданости и чистосердечности». Иными словами, он не выходил за границы литературы, истории, этики. Иногда у учеников возникала мысль, что наставник скрывает от них какие-то тайны. Но Конфуций решительно отвергал это: «Я ничего не скрываю от вас. Нет ничего, чего бы я вам не показал. В этом моя цель». Пытались расспрашивать сына Конфуция. Но оказалось, что отец вообще мало разговаривает с ним. Он лишь спрашивал сына: изучал ли тот «Ши цзин» и правила благопристойности. Этим исчерпывались для Конфуция основы знания. В понимании долга правителя особенно ярко проявляется сходство Конфуция с Платоном. Так же как Платон, который считал, что у власти должны стоять «достойнейшие», Конфуций постоянно указывал на необходимость нравственного авторитета правительства. Главным для Конфуция во взаимоотношениях государства с народом являлось умение сохранить доверие народа. Иначе государству не устоять. Найти такого монарха, который бы полностью подчинился авторитету философа, было не так легко. Распавшаяся на крупные царства страна, некогда завоеванная чжоусцами, находилась в состоянии непрекращающихся междоусобных войн. Древние нормы были нарушены, а на передний план выдвинулись корысть и стяжательство, измена и интрига, коварство, предательство, убийство, постоянные войны. Конфуций посетил царства и княжества Ци, Вэй, Чэнь, Цзай и другие, пытаясь найти себе патрона. Однажды, ему как будто удалось произвести впечатление на князя Ци, и тот обещал назначить его министром. Но сановники, опасаясь конкуренции, стали настраивать князя против Конфуция и сделали все для того, чтобы разрушить его планы. Они начали смеяться над привязанностью мудреца к церемониям. «Ученые — просто смешные болтуны, и их слова нельзя принимать как образец и закон», — говорили они. Князь расстался с Конфуцием, сказав, что слишком стар для того, чтобы пользоваться его советами. Но мудрец не отчаивался. Наконец поиски его увенчались успехом В 497 году до н. э. Конфуций прибыл на родину в Лу. Там его приняли с почетом, и царь, думая укрепить свое пошатнувшееся положение, назначил философа губернатором города Чжун-ду. Теперь Конфуций мог на практике осуществлять свои идеи. Опыт чиновника весьма ему пригодился. Он привел в порядок земледелие: ввел севообороты, отобрал у богачей земли, которые они использовали для семейных кладбищ, конфисковал имущество, добытое нечестным путем. Однако вскоре появились недовольные его политикой. Справиться с оппозицией оказалось не столь просто. В первые же дни губернаторства Конфуцию пришлось отступить от принципа отрицания смертной казни и отправить на эшафот своего политического противника. Оправдываясь перед учениками, которые были поражены этим поступком, Конфуций говорил. «Шал Чжен-мао собирал группы последователей, его речь прикрывала все зловредное, он обманывал людей. Он упорно протестовал против всего правильного, показывал своеволие. Как можно было его не казнить?» Но эта казнь не помогла, оппозиция росла. Придворные интриговали против него. Князь тяготился его указаниями. А Конфуций считал своим долгом «говорить правду в глаза». В конце концов ему не осталось ничего иного, как покинуть Лу. Ученики были огорчены этой неудачей. Но мудрец успокоил их: «Дети мои, что вы беспокоитесь, что я потерял место? Страна давно уже находится в беспорядке, и Небо хочет, чтобы наш учитель был колоколом». Он все еще был уверен, что добьется своего. Средства, которые он стал употреблять для достижения своей цели, порой приводили учеников в смущение. Так, в княжестве Ци он сблизился с женой правителя Ницзы — женщиной весьма сомнительной репутации. Вопреки своему правилу он беседовал с ней наедине, сопровождал ее в прогулках по городу, вызывая неодобрительные толки. Когда эта попытка провалилась, он поступил «домашней слугой» к одному вельможе, рассчитывая через него проникнуть ко двору. Но и это не принесло никаких результатов. Впрочем, хотя традиция приписывает Конфуцию влиятельные должности в Лу, это подвергается сомнению. Постепенно Конфуцию пришлось убедиться в том, что князья меньше всего интересуются его наставлениями. С тех пор он окончательно познал «веление Неба»: пусть ему не суждено быть министром, он найдет другой способ служить народу. Он навсегда останется свободным учителем, «колоколом» истинной жизни. Начались годы скитаний. Конфуция повсюду сопровождала толпа учеников, которые делили с ним все тяготы кочевой жизни Он продолжал обучать их, прививал любовь к древней литературе и обрядам. В часы отдыха он пел им старинные песни под аккомпанемент лютни, и его игра служила им утешением в минуты печали. А такие минуты были нередки. В смутные годы междоусобиц каждый путник легко мог подвергнуться неожиданному нападению. Несколько раз Конфуцию угрожала смертельная опасность, дом, где он находился, окружила рассвирепевшая толпа, и только чудом ему удалось избежать расправы. Но мудрец не терял самообладания. Он был уверен, что Судьба хранит его. Незаметно подкрадывалась старость. Конфуций стал слабеть. Время от времени в нем просыпалось горькое чувство. «Дни мои на исходе, — вздыхал он, — а я еще не известен». Но тут же добавлял: «Я не ропщу. Небо знает меня». Иногда он снова ощущал жажду деятельности. Тогда он начинал мечтать о далеких путешествиях, хотел уехать куда-нибудь на море, чтобы там проповедовать свое учение. Конфуцию было уже около семидесяти лет, когда умерла его жена. Хотя он никогда не был с ней душевно близок, он воспринял это событие как напоминание о неизбежном конце и все чаще стал говорить о смерти. Однажды, стоя на берегу реки, он погрузился в грустные размышления о мимолетности жизни. «Все проходяще, — сказал он, — подобно этому течению не останавливается ни днем, ни ночью» Вскоре умер сын Конфуция, а вслед за ним любимый его ученик Янь Юань, беззаветно преданный учителю. Смерть Янь Юаня потрясла философа. Конфуций почувствовал, что наступает его черед. Все это время он, тем не менее, не прекращал работать. Он писал книгу «Чюнцю» — летопись, которая должна была отразить эпоху вражды и междоусобиц. «По ней узнают меня и по ней будут судить обо мне», — говорил он. Ему хотелось прожить еще хоть немного, чтобы довести задуманное до конца, но вскоре он почувствовал, что силы его на исходе. Его стали посещать видения и сны. Когда он заболел, ученики просили старца молиться духам о выздоровлении. «А следует ли это делать?» — спросил Конфуций, и когда ему сказали, что правила предписывают поступать так, он сказал: «Я молился давно» Этим он, быть может, хотел сказать, что вся его жизнь была служением Небу. В 479 году до н. э. он прервал свои литературные занятия. В беседах с учеником Цзы Кунгом он, однако, все время возвращался к древним временам. Он снова стал сетовать на то, что «не нашлось ни одного правителя, который захотел бы стать его учеником». Его последними словами были: «Кто после моей смерти возьмет на себя труд продолжать мое учение». В мучительных раздумьях о судьбах раздираемого противоречиями общества, о причинах невоплощаемости законов Неба в реальной жизни, о несовершенствах человеческой натуры Конфуций пришел к выводу, что ничего положительного нельзя достичь, если не руководствоваться правильными принципами. В постижении их видел он смысл и собственной деятельности, самой жизни. «Если на рассвете познаешь правильный путь (дао), то на закате Солнца можешь и умереть». Образ «благородного мужа» (цзюнь-цзы) как общественный идеал проходит красной нитью через беседы Конфуция со своими учениками. Главное его качество — «жэнь». Это понятие, введенное учителем, не имеет буквальных эквивалентов в европейских языках и по смыслу близко к значению «человеколюбие», «человечность», «гуманность» (иногда «человеческое начало») Оно характеризует идеальное отношение, которое должно быть, в первую очередь, между отцами и сыновьями, братьями, между правителями и чиновниками, друзьями. «Что же такое жэнь?» — спросил Фань Чи. Учитель ответил: «Это значит любить людей», — причем всегда и во всем выражать любовь. «Если я хочу быть человеколюбивым, человеколюбие (жэнь) приходит», — заявлял Конфуций. Жэнь — это и определенный тип поведения. «Если человек тверд, настойчив, прост, скуп на слова, он близок к человеколюбию». Конфуций сказал Цзы-чжану: «Тот, кто способен проявлять в Поднебесной пять [качеств], является человеколюбивым», — вот эти качества. «Почтительность, обходительность, правдивость, сметливость, доброта. Если человек почтителен, то его не презирают. Если человек обходителен, то его поддерживают. Если человек правдив, то ему доверяют. Если человек сметлив, он добивается успехов. Если человек добр, он может использовать других». Но этим понятием «жэнь» Конфуций не ограничивал представление о благородном муже. Такой человек должен был обладать еще и качеством «вэнь», что значило образованность, просвещенность, духовность в сочетании с любовью к учению и нестеснительностью в обращении за советами к нижестоящим, а также — чертой «хэ» — любезностью без льстивости, принципиальностью без навязывания другим своих взглядов, способностью налаживать вокруг себя добрые человеческие отношения. Цзы-гун спросил: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом. Учитель ответил: «Это слово — взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе». Конфуций учил, что вежливость необходима всем, но особенно — государственным служащим. Ее он считал элементом управления. Когда его спросили, можно ли управлять с помощью вежливости, он выразил удивление: «Какая в том трудность? Если с помощью вежливости нельзя управлять государством, то что это за «ли». С годами в китайской бюрократической практике вежливость стала не просто необходимым атрибутом, но едва ли не обрядовой формой, доведенной до изощрения, что в Европе воспринималось с иронией и вошло в поговорку: «китайские церемонии». Конфуций считал, что путь к совершенству, к дао начинается с поэзии, определяется «ли» и завершается музыкой. Выражение «ли», так же как и «жэнь», — основное в концепции Конфуция и тоже не имеет однозначного эквивалента в европейских языках. Первоначально оно означало обувь, надеваемую при совершении религиозных обрядов, отсюда и два исходных значения, установленные предписания поведения (приличие) и ритуал (этикет). В понимании Конфуция «ли» — руководящий принцип, призванный устанавливать гармонические отношения между людьми. Понятия «ли» и «жэнь» родственны — оба предполагают человечность, гуманность Люди, обделенные качеством «жэнь», не могут обладать «ли» и действовать в согласии с ним. Он говорил: «Почтительность без «ли» приводит к суетливости, осторожность без «ли» приводит к боязливости; смелость без «ли» приводит к смутам, прямота без «ли» приводит к грубости. Если государь должным образом относится к родственникам, в народе процветает человеколюбие. Если государь не забывает о друзьях, в народе нет подлости». И наконец, как обобщающий вывод: «Если в верхах соблюдают «ли», народом легко управлять». Понятие «ли» подразумевало не только правила благопристойности в самом широком смысле слова, но и важнейший принцип политики как искусства руководить государством, как критерий практических действий, как раскрытие существа формулы Конфуция: «Управлять — значит поступать правильно». Оно вошло в повседневную лексику китайцев, обозначая норму поведения в семье, в кругу друзей и знакомых, взаимоотношения руководителей и подчиненных. Соединение идей о гармонично упорядоченном обществе и идеальном (благородном) человеке составило цельное учение, получившее название конфуцианства. «Учитель редко говорил о выгоде, воле неба и человеке. Он не вдавался в пустые размышления, не был категоричен в своих суждениях, не проявлял упрямства и не думал о себе лично».