Герменевтика
Источник: Культурология. Учебный словарь. 2014 г.
Источник: Феноменологическая философия науки - критический анализ. Словарь феноменологических терминов
Источник: Евразийская мудрость от а до Я
Источник: Философский словарь или краткое объяснение философских и других научных выражений. Киев 1876 г.
Источник: Религиозные термины
Источник: Истина и ложь в терминах понятиях и определениях. Анапа. 2018
Источник: Аналитическая философия (глоссарий)
Источник: Философия: словарь основных понятий и тесты по курсу «Философия»
Источник: Человек и общество. Культурология
Источник: Философия логика и методология науки Толковый словарь понятий. 2010 г.
Источник: Атеистический словарь
Источник: Философский словарь
(от греч. hermeneia - разъяснять) - совокупность общих принципов, относящихся к искусству интерпретации текстов, имеющих духовную глубину, - поэтических, прозаических, религиозно-мистических. В применении в Св. Писанию это экзегетика, дающая принципы его истолкования - экзегезы или экзегезиса. Более широко герменевтика трактуется как общий теоретический подход к интерпретации духовной сути самых разных проявлений культуры и истории, необязательно выраженных в виде письменных памятников. Известны попытки истолковать герменевтику как общий метод всей философии в целом. (См. также: ТЕКСТ).
Источник: Краткий религиозно-философский словарь
Источник: Философский словарь.
Источник: Философский энциклопедический словарь
Источник: Философия: конспект лекций и словарь терминов (элементарный курс)
Источник: Краткий философский глоссарий
Источник: История и философия науки
Источник: Тематический философский словарь
Источник: Философия: словарь основных понятий и тесты по курсу «Философия»
Источник: Словарь науки. Общенаучные термины и определения. 2008 г.
Источник: Методология научных исследований. Терминологический словарь. Харьков. Изд-во НУА 2016
Гадамер Х.-Г. Истина и метд (основы философской герменевтики). М., 1988.
- искусство истолкования, перевода литературных текстов, основанное на грамматическом исследовании языка, изучении конкретных типов литературных произведений и связанных с ними исторических данных, помогающее раскрыть внутренний, глубинный смысл исторического текста. Г. возникла в древнегреческой философии и филологии как искусство понимания изречений жрецов, оракулов и т. п. Название восходит к имени бога Гермеса, который считался вестником богов и истолкователем их предначертаний.
Протестантские теологи использовали Г. как искусство "истинной" интерпретации священных текстов. У гуманистов Возрождения Г. становится методом понимания и перевода памятников античной культуры на национальные языки. В XIX в. Г. провозглашается важнейшим методом исторического познания и гуманитарных наук в целом. В середине XX в. в работах известных европейских философов М. Хайдеггера, Э. Бетти и Г. Гадамера Г. из метода гуманитарных наук превращается в философское учение о бытии.
В современной методологии научного познания Г. привлекает к себе все большее внимание как учение о понимании, о способах понимания текстов и достижения взаимопонимания между людьми.
Источник: Словарь по логике
Источник: Символы, знаки, эмблемы: энциклопедия
В этом смысле герменевтика — это заблуждение, как и само дильтеевское Verstehen. Во-первых, голословным является утверждение, что историки и философы пользуются каким-то особым вчувствованием; если дать себе труд посмотреть, как эти люди рассуждают, легко убедиться, что на самом деле их поведение вполне рационально. Это поиск источников, текстологический анализ, перевод на современный язык; определение времени написания текстов, установление авторства, выяснение степени компетентности и искренности писавшего. Только в результате этих кропотливых, детальных, всегда чисто рациональных процедур можно прийти к правильному пониманию текстов. Поэтому сама мысль о движении жизни историка к жизни человека, о котором он пишет, есть заблуждение; Александр Великий умер, его нет, следовательно, не может быть никакого «движения» к его жизни. Историк имеет дело только с документами, письменными источниками,— на их основе и реконструируются исторические персонажи. По завершении работы можно предаваться и вчувствованию, однако само по себе оно не может быть методом исследования.
См.: интуиция, наука, разум.
Источник: Сто суеверий. Краткий философский словарь предрассудков
Источник: Философский словарь [Пер. с нем.] Под ред. Г. Шишкоффа. Издательство М. Иностранная литература. 1961
Источник: Философия науки и техники: словарь
Источник: Философский словарь инженера. 2016
Источник: Философский энциклопедический словарь
Источник: История и философия науки. Энциклопедический словарь
Писании божественного от привнесенного человеком. Техники реконструкции были наиболее развиты Шлейермахером: целью работы герменевта является вживание во внутренний мир автора - через процедуры фиксации содержательного и грамматического плана текста необходимо создать условия для эмпатии - вчувствования в субъективность автора и воспроизведения его творческой мысли. В традиции историцизма применительно к проблемному полю Г., Дильтей настаивал на дополнении этого метода исторической реконструкцией ситуации возникновения текста (как выражения события жизни). Кроме того, Дильтей выдвинул идею понимания как метода наук о духе, в отличие от присущего наукам о природе объяснения. Он рассматривает как базис Г. описательную психологию, а приоритетной наукой, в которой раскрывается Г., - историю. До Дильтея Г. рассматривалась как вспомогательная дисциплина, набор техник оперирования с текстом, после - как философская, цель которой - задать возможность гуманитарного исследования. Совершенно оригинален подход Хайдеггера, который рассматривает понимание (себя) как характеристику бытия, без которой оно скатывается в позицию неподлинности. Такое понимание служит основой всякого последующего истолкования: и того что есть, и возможностей. Понимание Г. как порождения новых смыслов в диалоге традиций (Рикер) с традицией (Гадамер, Хабермас) преобладает в философии 20 в. (вероятно, именно такой образ Г. привел к "герменевтическому буму"). Гадамер, интерпретируя Хайдеггера, отмечал, что бытие само себя понимает через конкретных людей и события - такое бытие есть язык, традиция. Цель работы герменевта - наиболее полно выявить механизмы формирования своего опыта (предрассудки), которыми наделяет его традиция. Выявление происходит через практику работы с текстами, через соотнесение их содержания с опытом "современности". Это - диалог, посредством которого рождается новый смысл - этап жизни традиции и самого текста. Хабермас видит Г. как рефлексивное средство критики и преодоления традиционной "извращенной коммуникации", приводящей к современному уродливому сознанию. Рикер рассматривает гносеологическую сторону Г. - в семантическом, рефлексивном и экзистенциальном аспектах. Семантика - изучение смысла, скрытого за очевидным - коррелирует с психоанализом, структурализмом и аналитической философией, а также экзегезой. Рефлексия как самопознание должна опровергнуть иллюзию "чистоты" рефлексирующего и обосновать необходимость познания рефлексирующего через его объективации. Экзистенциальный план подразумевает распознание за различными образами интерпретации разные способы бытия - при проблема
тичности нахождения их единства. Г. для Рикера необходимо связана с философией. Она должна ограничить сферы применимости каждого из этих методов. В противоположность этому Э. Бетти выступает за сохранение Г. как независимого от философии метода гуманитарных наук. В то же время Г. в 20 в. стала большим, чем просто конкретной теорией или наукой, - она стала принципом философского подхода к действительности. (См. также Гадамер, Дильтей, Рикер, Шлейермахер, Хабермас, Герменевтический круг.)
Источник: История Философии: Энциклопедия
Формирование герменевтики как философско-методологической теории понимания и истолкования (интерпретации) начато немецким теологом-протестантом и филологом-классиком Ф. Шлейермахером (1768 - 1834), поставившим вопрос об общих чертах филологической, теологической и юридической герменевтик и задачу создания универсальной герменевтики, принципы которой не зависят от правил и приемов истолкования, используемых в специфических областях. Объединив в себе ориентацию античной филологической герменевтики на грамматический и стилистический аспекты текста с направленностью библейской экзегетики на выявление скрытого смысла, герменевтика Шлейермахера принимает вид универсального метода истолкования, цепь которого - понять автора и его труд лучше, чем он сам понимал себя и свое творение. Герменевтика Шлейермахера носит внеисторический характер. Наряду с диалогом к основным ее принципам относится герменевтический круг. Вслед за Шлейермахером наиболее существенное влияние на развитие герменевтики как философского учения о методе понимания и истолкования оказал В. Дильтей, обратившийся к задаче обоснования гуманитарных наук. Разделив все науки на два класса - «науки о природе» и «науки о духе», Дильтей выделил в качестве особой области последних духовные сущности, являющиеся «проявлениями жизни». В отличие от природных явлений, они обладают неповторимой индивидуальностью и не существуют независимо от человека, поэтому их изучение не может быть сведением частного к общему, что допустимо в отношении природных явлений, а требует особых способов познания - понимания и истолкования - герменевтического метода. Пути преодоления психологизма предшествующей герменевтической традиции, отталкиваясь от феноменологической концепции интенциональности сознания и «жизненного мира» Э. Гуссерля, предложил М. Хайдеггер, представивший герменевтику как истолкование языка. Язык, сущность которого наиболее полно проявляется в языке поэтов, рассматривается Хайдеггером как выражение бытия, поэтому герменевтика приобретает характер онтологии, становится теорией экзистенциального понимания и истолкования.
В настоящее время герменевтика - одно из основных направлений современной, в первую очередь западноевропейской философии, основы которого заложены Х.-Г.Гадамером. Герменевтика Гадамера является методологией гуманитарных наук, онтологией и универсальным способом философствования. Гадамер обогащает инструментарий философской герменевтики, разрабатывая введенные Хайдеггером категории предпонимания, авторитета, предрассудка, традиции, горизонта понимания, что позволяет ему трактовать понимание и истолкование не как внеисторические процессы, а как мыслительную деятельность исторического субъекта, обусловленную его личным духовным и жизненным опытом, исторической эпохой и культурой. Являясь методологией гуманитарных наук, герменевтика Гадамера выходит за их пределы. Понимание и истолкование становятся способом освоения всей совокупности человеческого опыта - традиций философии, искусства и самой истории. Основными представителями современной философской герменевтики являются П. Рикер (Франция), Г. Кун, А. Апель (Германия), Э. Коррет, Э. Хайнтель (Австрия).
Источник: Краткий философский словарь 2004
У Шлейермахера Г. мыслится прежде всего как иск-во понимания чужой индивидуальности, «другого», предметом Г. выступает прежде всего аспект выражения, а не содержания, ибо именно выражение есть воплощение индивидуальности. Поэтому Шлейермахер отличал Г., с одной стороны, от диалектики, позволяющей раскрыть предметное содержание произведения, а с другой - от грамматики, к-рая не выявляет индивидуальностилистич. манеры произведения.
Как метод собственно историч. интерпретации Г. разрабатывалась далее в т. н. историч. школе (Л. Ранке, И. Г. Дройзен, особенно В. Дильтей). Дильтей определяет Г. как «искусство понимания письменно фиксированных жизненных проявлений» («Gesammelte Schriften», Bd 5, Lpz.- В., 1924, S. 332-33). Основой Г. Дильтей считает понимающую психологию - непосредств. постижение целостности душевнодуховной жизни. Однако при психологич. подходе к реальности душевной жизни индивидуальности предстают как изолированные миры, и взаимопроникновение их невозможно. В этой связи осн. проблема Г. формулируется Дильтеем так: «Как может индивидуальность сделать предметом общезначимого объективного познания чувственно данное проявление чужой индивидуальной жизни?» (там же, S. 333). Необходимость общезначимости познания требует выхода за пределы психологич. трактовки индивидуальности, и по
этому пути пошла феноменология. Анализируя «чистое сознание», Гуссерль выделил в нем несознаваемый фон интенциональных актов сознания (см. Интенциональностъ), тот «нетематич. горизонт», к-рый дает нек-рое «предварит. знание» о предмете. Горизонты отд. предметов сливаются в единый тотальный горизонт, к-рый Гуссерль впоследствии назвал «жизненным миром» и к-рый делает возможным взаимопонимание индивидов; при любом исследовании далекой от нас культуры необходимо прежде всего реконструировать «горизонт», «жизненный мир» этой культуры, в соотнесении с к-рым мы только и можем понять смысл отд. ее памятников.
Хайдеггер истолковал реальность «жизненного мира» как языковую реальность по преимуществу. В своих поздних работах, во многом определивших последующее развитие Г. (особенно в ФРГ), Хайдеггер попытался освободиться от психологизма и субъективизма в понимании сущности языка. Язык как историч. горизонт понимания определяет судьбу бытия; не мы говорим языком, а скорее язык «говорит нами», язык - это «дом бытия», В результате Г. из иск-ва истолкования историч. текстов, каким она была у Шлейермахера и Дильтея, становится «свершением бытия». Бытие говорит прежде всего через поэтов, слово к-рых всегда многозначно; истолковать его призвана герменевтич. философия.
Разработка филос. Г. как направления совр. бурж. философии была начата итал. историком права Э. Бетти и нем. философом Гадамером. В «Герменевтич. манифесте» («Hermeneutisches Manifest», 1954) и «Общей теории понимания» («Teoria generale della interpretazione», t. 1-2, 1955) Бетти связывает Г. с методологией историч. и гуманитарных наук, обращаясь к традиции нем. романтизма и классич. идеализма. Вслед за Дильтеем Бетти видит гл. задачу в раскрытии историч. текстов, в «перемещении в чужую субъективность» (сб. «Hermeneutik als Weg heutiger Wissenschaft», 1971).
Гадамер, ученик Хайдеггера, понимает Г. не просто как метод гуманитарных наук, но как учение о бытии, как онтологию («Истина и метод. Осн. черты филос. Г.» - «Wahrheit und Methode. Gruudziige einer philosophischen Hermeneutik», 1960). Однако в отличие от Хайдеггера Гадамер не отвергает «метафизич.» традиции от Платона до Декарта, он хочет связать хайдеггеровскую Г. с гегелевским мышлением, объединить в повом синтезе «речь» и «логос», Г. и диалектику. Он стремится «больше следовать Гегелю, чем Шлейермахеру» («Wahrheit und Methode», Tub., 1960, S. 162). Если Бетти требует максимальной актуализации субъективного начала, личности исследователя, к-рый должен заново оживить в себе историч. прошлое, воплотившееся в продуктах культуры, то Гадамер, напротив, считает такую актуализацию лишь помехой для историч. понимания: только отмирание всех актуальных связей с историч. явлением позволяет выявить его подлинную ценность. Здесь Гадамер выступает как критик не только философии Просвещения, но и романтизма и историч. школы вплоть до Дильтея. Согласно Гадамеру, основу историч. познания всегда составляет «предварит. понимание», заданное традицией, в рамках к-рой только и можно жить и мыслить; «предпонимание» можно исправлять, корректировать, но полностью освободиться от него нельзя, это необходимая предпосылка всякого понимания. Беспредыосылочное мышление - это, по Гадамеру, фикция рационализма, не учитывающего конечности человеч. опыта, т. е. его историчности. Носителем понимания, традиции является, по Гадамеру, язык. Критикуя позитивистское отождествление слова естеств. языка со знаком, Гадамер видит заслугу В. Гумбольдта в том, что он «раскрыл сущность языкового понимания как миропонимания» (там же, S. 419), положив тем самым начало герменевтич. направлению в лингвистике. Развивая хайдеггеровскую концепцию языка, Гадамер определяет его как игру: «играет сама игра, втягивая в себя игроков...» (там же, S. 464), язык, а не говорящий индивид, является субъектом речи. Т. к. история, по Гадамеру, подобно произведению иск-ва, есть своего рода игра в стихии языка, именно Г. оказывается у него самым адекватным средством если не постижения ее, то участия в ней. Это эстетическиигровое отношение к истине, «эстетич. необязательность» (Гадамер), находящая свое выражение в «двусмысленности оракула» - один из источников свойственных филос. Г. скептицизма, субъективизма и релятивизма.
Источник: Советский философский словарь
Первоначально Г. называли искусство истолкования текстов произведений древних поэтов, символов, иносказаний, затем – библейских текстов. Позже Г. связывают с проблемами перевода древних авторов, с толкованием законов. В качестве родоначальников Г. как теории истолкования называют Аристотеля и Аврелия Августина . В качестве самостоятельного философского направления Г. начала складываться в немецком романтизме (Шлейермахер). К формированию Г. как философского направления непосредственное отношение имеют В. Дильтей, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер. Современная философская Г. связана с именами Х.-М. Гадамера, П. Рикера.
С точки зрения Гадамера, Г. – это не учение о методе познания, это учение о бытии, новая онтология. Реальность, в которой существует человек, есть определенное поле смыслов. Бытие «дано» человеку вместе со своим смыслом. Человеческая жизнь неизбежно является процессом истолкования, выявления смысла – понимания. В труде «Истина и метод» площадкой исследования бытия становится сфера исторического, сфера общения человека с «преданием», с традицией. Задолго до того, как мы осознанно размышляем над своим положением в мире, в обществе, нашему поведению предпослано дорефлексивное «предпонимание», которое и определяет действительность нашего исторического бытия. Каждый предмет, каждое отношение, каждая форма культуры, с которой мы вступаем в контакт, задает логику нашего поведения; мы живем среди «понимательных» вещей. Каждый элемент культуры рассчитан на определенное отношение к нему человека; мы погружены в мир как текст, который «читаем» своей жизнью.
Человеческое бытие как понимание в концепции Гадамера лишено субъективизма и психологизма. Человек не может ни жить в истории, ни понимать историю, если он ощущает себя «интерпретатором-творцом», если он относится к истории как к некоей видимости, которая целиком является результатом его активной, сознательной, постоянно «пересоздающей» мир деятельности, если он сообразно «нуждам момента», своим личным или групповым интересам или во имя «идеалов гуманизма» меняет оценки исторических событий, «переписывает» историю, вкладывает свой собственный смысл в великие произведения искусства. В этом случае пребывание в истории теряет четкие контуры, превращается в набор бытийных трансформаций.
Возможен и другой вариант: осмысливая прошлое, мы не «пересоздаем» его, подтягивая к какой-то точке в настоящем, а погружаемся в это прошлое, вживаемся в него, сливаемся с ним и тогда утрачиваем дистанцию, перевоплощаемся. Сохранить себя во времени – крайне сложная задача. Человек то растворяется во временном потоке, то начинает говорить «от имени Вечности», считая таковой свою собственную ограниченность, растворяя историю в себе.
Современная Г. воссоздает иную модель пребывания человека во времени, в истории. Неподатливость мира-текста по отношению к его творцу и к истолкователю и есть проявление бытия как «вневременности во времени». Данный подход хорошо прослеживается при исследовании Гадамером «классического» в культуре. «Классическое» говорит об отстоянии и недостижимости, его значение устойчиво и непрерывно, сила его «обращения к нам» принципиально не ограничена, как и продолжительность обращения. Философско-онтологический смысл обращения к «классическому» заключается в следующем. Присутствие непреходящего совершенства среди нас свидетельствует о том, что это совершенство – образец именно для нас, мы стремимся его достигнуть; неограниченная сфера его действия – вся наша культура. Мы не можем жить, не отнесясь к чему-то как к образцу, как к «классическому». Это недостижимое есть основа нашего мира, мы не разделены с ним, а объединены в «различении», в непреодолимости дистанции, отделяющей нас от классического. Мы не можем произвольно обращаться с «классическим», перекраивать смыслы, заключенные в нем. Его совершенство в том и состоит, что «классическое» как бы само себя истолковывает, задает способ собственного понимания. Следовательно, «классическое» не только недостижимо; оно сопротивляется отождествлению с иными, поздними его интерпретациями. «Классическое» в нашей жизни – это ощущение законченности, наличия всей полноты смысла, к нему нельзя ничего добавить, приблизить к реалиям современной жизни, оно как бы ведет самостоятельное, не нуждающееся в дополнительных интерпретациях существование, живет «само по себе». «В классическом получает свое высшее выражение всеобщий характер исторического бытия».
Все используемые в Г. категории – «понимание », «дистанция», «традиция » – не есть чисто познавательные категории. Г. – это онтология, рассмотрение форм подчиненности человека времени и попыток его преодоления. На первый взгляд, трудно совместить представление о бытии Парменида, высоко оцененное современной Г., как об абсолютно устойчивом, неподвижном, нераздельном с гадамеровской концепцией бытия как времени. Такие текучие, «беспокойные» культурные формы, как игра и искусство, выступают в гадамеровской концепции в качестве наиболее адекватных форм освоения времени. Но игра, искусство есть попытки освоения человеком того, что не поддается обычному рациональному освоению; применение этих способов есть свидетельство «неподатливости» бытия. Бытие можно представить лишь в формах собственной ограниченности, формах временности. Человек не может свободно двигаться, перемещаться во времени, но он не может и удержаться в одной точке временного потока. Различные циклические концепции времени, представление о времени как об однонаправленном, линейном процессе – лишь человеческий способ расчленения нерасчленимого. Человек не может властвовать над временем. Но он пытается его освоить, жить в нем. Г. и есть форма освоения бытия как времени, а не описание эмоций человека: «что я думаю о времени, какие чувства оно во мне вызывает». Эмоции субъективны и произвольны, Г. же говорит о тех формах, в которых «время говорит во мне», – мне некуда бежать от времени, оно насквозь пронизывает мою мысль, выстраивает мою жизнь. Свой мир, мир культуры человек вынужден строить, подчиняясь «зову времени».
П. Рикер видит проявление онтологического значения интерпретации в изначальной конфликтности типов интерпретации, соответствующих бытийным координатам человеческой деятельности. Сама «деятельность расшифровки» человеческого поведения не отделена от человеческого существования; расшифровывая символы мира бессознательного, мира желаний, человек уже принимает или не принимает желание как основу воления как «деятельности по его воплощению». Тем самым, обращаясь назад, воля придает окончательный смысл бессознательному, миру влечений. Но воля также обращена вперед, к выходу субъекта за собственные границы, воля ведет к трансцендированию, к реализации цели. Конфликтность интерпретации проявляется в дуализме символов, организующих человеческую жизнь. Расширение пространства интерпретации, «сплавление горизонтов» (Гадамер), попытка введения универсального контекста мира сакрального (Рикер) позволит гармонизировать человеческое бытие.
Источник: Краткий философский словарь.
М. Хайдеггер ставит задачу доведения феноменологии до бытийных оснований. И если феноменология обсуждала вопрос о смысле в основном в когнитивном и перцептивном измерении, то его Г. ставит этот вопрос исключительно в онтологическом: мир имеет смысл, а язык - дом бытия. Говорящий в речи скорее сам присутствует при своем говорении, ибо сущность языка заключена в сказе, т. е. показе того, что уже содержится в языке. В языке уже произведен первоначальный учет взаимопринадлежности элементов мира, поэтому понимание имеет онтологическое значение. На долю человеческого существа приходится интерпретация как прояснение уже заведомо данного экзистенциального содержания. Хайдеггер провозглашает первичность миросознания над самосознанием.
Вопрос о происхождении содержания языка корректно ставится в Г. социальности Г. Шпета. Шпет стремится преодолеть склонность Гуссерля к субъективизму, подчеркивая, что исходящий из непосредственного опыта анализ сознания должен предполагать всю полноту культурно-социального опыта. Из того, что "я" обладает сознанием, с необходимостью не следует, что сознание принадлежит только "я", ибо могут существовать и формы коллективного сознания. Формы культурно-социального сознания находят свой элемент, по Шпету, в словепонятии, первично данном не в восприятии вещи, а в усвоении знака социального общения. Он смещает вопрос об источнике образования смыслов с трансцендентального субъекта на понятие, т. е. на язык и логику. Смысл не творится трансцендентальной субъективностью, он относится к тому постоянному в предмете, что остается тождественным, несмотря на изменения интенциональных переживаний. Гуссерль считал смысл не конкретной сущностью целостного предмета, а лишь формой, придающей предмету определенную целостность. Шпет же утверждает, что смысл - не форма, а то, что внутренне присуще самому предмету. В феноменологии смысл выступает в качестве "полноты значения" предмета, который определяется через описание конституирующих его актов тем, как он дается сознанию. Для обнаружения смысла, полагает Шпет, недостаточно первичной данности, нужно учитывать "мотивацию", ведущую к новым связям и расчленениям предмета. Описание предмета извлекает из него более глубинный содержательный слой, чем смысл предмета. Шпет именует его энтелехией. Речь идет о смысле предмета, вытекающем из его роли в человеческой деятельности. Теический акт, который в содержании смысловой целостности предмета усматривает знак, указывающий на энтелехии, Шпетом называется герменевтическим. В результате он предлагает различать "значение" как указание на "содержание выражения", "смысл" как обозначение предмета в его определенной квалификации и "энтелехию" как внутренний смысл самого предмета. Введение внутреннего смысла-энтелехии означает для Шпета рассмотрение предмета как предмета социального.
Опираясь на учение Хайдеггера о языке и понимании, Г.-Г. Гадамер разрабатывает концепцию философской Г. как философии понимания. Под пониманием Гадамер разумеет универсальный способ освоения мира человеком, в котором, наряду с теоретическим, существенную роль играют: непосредственное переживание ("опыт жизни"), различные формы практики ("опыт истории") и формы эстетического постижения ("опыт искусства"). Т. о., конкретизирующим понятием для понимания у Гадамера является опыт, формирование которого происходит в языке. Предметная область философской Г. обнаруживается в саморазвертывании мысли в ее самопроясняющем и познающем отношении к тому, что есть как таковое, т. е. понятию. Понятийность, по Гадамеру, составляет суть философии. Последнюю занимает не единство понятий, а единство понятия. Гадамер подчеркивает тесную связь между словоупотреблением и образованием философских понятий.
Герменевтический опыт имеет дело с преданием. Текст - это переданное смыслосодержание культурной традиции. Его постижение выступает в форме самоосмысления индивида в обществе. Постулируя генетическую укорененность человека в традиции, Гадамер начинает рассматривать понимание в тесной связи с интерпретацией и применением. Эти аспекты понимания в прежней Г. четко разводились. Герменевтический круг носит у Гадамера онтологический характер, что делает интерпретацию принципиально незавершенной для опыта последующих поколений.
Открытие первичности "бытия-вмире" по отношению ко всякому проекту обоснования и всякой попытке конечного установления истины, обнаруживает свою силу, когда из него извлекаются выводы для эпистемологии понимания. Так провозглашает свой поворот от онтологии Хайдеггера и Гадамера к эпистемологической проблематике представитель герменевтической философии П. Рикер. Согласно его эпистемологической программе, не существует понимания самого себя, не опосредованного знаками, символами и текстами; самопонимание в конечном счете совпадает с интерпретацией этих опосредующих терминов. Существует изначальная языковая предрасположенность любого человеческого переживания, будь то восприятие или желание. Человеку также присуща способность создавать выражения с двойным смыслом, т. е. символы, поэтому в задачи Г. должно входить их истолкование. Одновременно это помогает избежать иллюзии об интуитивном познании "я" без предварительного проникновения во все богатство символов, передаваемых через культуру, в лоне которой мы обретаем свою экзистенцию и речь. Однако, полагает Рикер, традиционный и частный символизм раскрывает свои ресурсы Умножения смысла только в собственных контекстах. К тому же символизм допускает полярно противоположные истолкования в зависимости от нацеленности последнего. Другое дело - опосредование текстами. Благодаря письменности дискурс обретает большую степень содержательной интенсивности и достигает тройной семантической автономности: по отношению к интенции говорящего; восприятию первичной аудитории; экономическим, социальным, культурным обстоятельствам своего возникновения. Освободившись от примата субъективности как в лице автора, так и в лице читателя, Рикер направляет дело Г. на реконструкцию в тексте, с одной стороны, внутренней динамики, которая направляла его структурацию, а с другой - на воссоздание способности произведения проецироваться вне себя и порождать мир - "предмет" текста. Такой подход позволяет Рикеру рассматривать в единстве понимание и объяснение. Понимание он трактует как способность воспроизводить в себе работу структурации текста, а объяснение - как операцию второго уровня, срастающуюся с пониманием и состоящую в прояснении кодов, лежащих в подоснове этой работы структурации, в которой соучаствует читатель.
Общее, что есть в различных направлениях герменевтической мысли, - это идущее от Фомы Аквината отстаивание связи между словом и мышлением и, соответственно, отказ от непосредственного свидетельства сознания, находящего опору в картезианском принципе непосредственной достоверности самосознания. Отсюда внимание к языку вообще и тексту в особенности, который Г. требует понимать, исходя из него самого, не подменяя историко-генетическим объяснением. Т. о., Г., во-первых, отвергает претензии иррационализма на возможность непосредственного понимания и иллюзии романтизма о существовании скрытой в тексте конгениальной связи автора с читателем, а во-вторых, отвергает объективизм рационального объяснения, применяющий к тексту структурный анализ знаковых систем, характерных не для текста, а для языка. Равно в теории интерпретации Г. противостоит методам структурного психоанализа и теории деконструкции. В эпоху расцвета интереса к Г. в 60 - 70-е гг. XX в. плодотворное развитие она получила в трудах Г. Куна, К. О. Аппеля, Ю. Хабермаса, М. Франка в ФРГ; Э. Бетти в Италии; Э. Корета, Э. Хайтеля в Австрии; Д. Хоя, Р. Бернштейна в США и ряда философов других стран.
С. А. Азаренко
Источник: Современный философский словарь
Если у Дильтея Г. замышлялась как посредник между философией и историей, то в проекте философской Г., развиваемом Гадамером, центр тяжести перемещается из методологической в феноменологическую плоскость; дильтеевский подход рассматривается в результате как неудовлетворительный. Манфред Франк идет в этом направлении еще дальше, заостряя предложенное Гадамером противопоставление традиции Дильтея традиции Шлейермахера и эксплицируя герменевтическую теорию Шлейермахера как заключающую в себе две альтернативы - герменевтическую и структуральную. Положения такой Г. должны, по Франку, послужить синтезу двух непримиримых позиций - экзистенциально-феноменологической и структуралистской.
Возможность превращения Г. в философию заложена феноменологией. В противовес классической гносеологии с характерной для нее субъект-объектной дихотомией, Гуссерль показал, что сознание предмета и предмет сознания неотделимы друг от друга. Первичной реальностью в феноменологии выступает не "сознание", "мышление", "дух", с одной стороны, и "природа", или "материя", с другой стороны, а "жизненный мир" (Lebenswelt), с самого начала предпосланный субъект-объектному членению. Сознание предстает в феноменологии как поле значений или смыслов - тем самым открывается возможность интерпретации, а значит - возможность Г. Однако Г. в рамках учения самого Гуссерля, строго говоря, невозможна, поскольку интерпретация у него вторична по отношению к рефлексии. С точки зрения гуссерлевской феноменологии сознание для истолкования своих собственных содержаний нуждается лишь в обращении на самое себя; смыслы, получаемые в результате феноменологической редукции суть, в конечном итоге, корелляты интенциональности.
У Хайдеггера периода "Бытия и времени" Г. выступает как радикализация феноменологического подхода. Задача последнего, по Хайдеггеру, - способствовать постановке вопроса в онтологическом плане, т.е., спрашивать не об условиях мыслимости сущего, но об условиях его бытия. Феноменология должна превратиться из исследования процесса смыслопорождения (конституирования сознанием значений, или смыслов) в исследование условий возможности онтологической постановки вопроса - вопроса о смысле бытия. Но поскольку такой вопрос может быть поставлен только исходя из особого места в бытии, каким является человеческое бытие (Dasein), постольку феноменология должна стать онтологическим исследованием человеческого бытия - Г., таким образом, есть феноменология человеческого бытия. Она выявляет онтологические параметры человеческого бытия, т.е. те условия, благодаря которым человеческое существование может быть тем, что оно есть. Эти условия суть фундаментальные определения Dasein, его "экзистенциалы". К ним относятся "положенность" (Befindlichkeit) и "понимание" (Verstehen). Dasein определено прежде всего не мышлением, а фактом своего присутствия в мире. Бытие всегда предпослано мышлению о нем. Акту сознания, в котором субъект противополагает себя объекту, предшествует изначальная вовлеченность мыслящего в то, что им мыслится, он всегда "пред-находит" себя в определенном "месте" или "ситуации". Способ, каким осуществляется это нахождение, есть понимание. Понимание реализуется через истолкование, интерпретацию. Поэтому человеческое бытие изначально "герменевтично". Истолковывающее понимание, или понимающее толкование, - основной модус, каким оно только и может осуществляться.
Поворот от трансцендентальной феноменологии к герменевтической имел решающее значение для становления Г. как философской доктрины. Основным вопросом для Г. становится вопрос не об условиях, при которых познающий субъект может нечто понять, а о том, как устроено то сущее, бытие которого состоит в понимании. Из этого вытекает ряд принципиальных следствий. Во-первых, превращение Г. из методологии понимания в его онтологию, во-вторых, отказ от феноменологического подхода к сознанию как самодостаточному и беспредпосылочному, способному к непосредственному усмотрению механизма своего функционирования, противопоставление самопрозрачному сознанию феноменологии непрозрачного бытия понимания, в дальнейшем - бытия языка; в-третьих, ограничение принципа рефлексии принципом интерпретации. Поскольку человеческое бытие есть всегда бытие-в-мире, постольку мир с самого начала "пред-истолкован". Реальность, на которую направлено познавательное усилие субъекта, есть всегда проинтерпретированная, т.е. определенным способом освоенная, реальность. Эти следствия из герменевтической феноменологии Хайдеггера и выводит Гадамер, разрабатывая концепцию философской Г. Исходный пункт философской Г. - онтологический характер герменевтического круга. Отсюда следует тезис о принципиальной открытости интерпретации (ее процесс, по Гадамеру, никогда не может быть полностью завершенным), а также о неотделимости понимания текста от самопонимания интерпретатора.
Текст должен быть понят в его притязании на истинность. Его нельзя рассматривать лишь как продукт чьей-то субъективности или как историческое явление. Интерпретатор должен направить свои усилия не на эмпатическое проникновение в авторскую субъективность, а на уразумение того "предмета", или "сути дела" (Sache, Sachlichkeit), о которых говорит текст, с серьезностью отнестись к несомому им сообщению. Герменевтическая философия появилась, таким образом, в результате усилий по решению проблем, поставленных Дильтеем и его школой. В качестве попытки решения проблемы психологизма можно рассматривать уже "герменевтику фактичности" Хайдеггера. Равным образом преодолению психологизма должна служить разрабатываемая Хайдеггером и Гадамером Г. языка, где язык выступает как место (само)раскрытия истины бытия. В контекст проблематики историзма следует поместить хайдеггеровскую концепцию историчности и гадамеровскую концепцию "исторически-действенного сознания" (wirkungsgeschichtliches Веwusstsein). Тезис же Гадамера о "предметности" - ответ на поставленный Дильтеем вопрос о необходимости преодоления дихотомии между релятивным характером духовно-исторических феноменов и общезначимостью их смыслового содержания.
Положения гадамеровской Г. оказали значительное влияние на представителей литературоведения (так называемая "литературная Г.", разрабатываемая Хансом-Робертом Яуссом, Вольфгангом Изером и др.), рецептивной эстетики (Р. Варнинг), а также искусствоведения (Э. Штайгер и др.). К проблематике Г. интенсивно обращаются представители критической теории. Апель ставит Г. на службу философского синтеза, долженствующего слить воедино "философию анализа" с "философией существования", линию Витгенштейна с линией Хайдеггера. Он прибегает к Г. как к средству анализа "априорных условий коммуникации", реставрируя отвергнутый Хайдеггером и Гадамером трансцендентализм. В направлении ограничения притязаний философской. Г. на универсальность разрабатывает герменевтическую проблематику Хабермас. Он отстаивает эффективность рефлексии в понимании и подчеркивает рационально-критический момент герменевтического познания, полемизируя с гадамеровским положением об определенности понимания традицией. Широкий резонанс, который получила полемика между Гадамером и Хабермасом, был одной из причин "герменевтического бума" 70-х, докатившегося в 80-е до Америки. Для Хабермаса Г. - инструмент критики "ложного сознания" и извращенных форм коммуникации. Как для Апеля Г. - только аспект "трансцендентальной прагматики", так и для Хабермаса она - лишь интегративный момент "теории коммуникативного действия".
Философской Г. в строгом смысле слова может быть названа концепция Рикера, сосредоточивающего внимание на гносеологической стороне Г., отодвинутой на второй план Гадамером. Рикер стремится вывести "эпистемологические следствия" из хайдеггеровской онтологии понимания и тем самым показать значимость Г. для теории познания. Всякое понимание, по Рикеру, опосредовано знаками и символами (позднее в этот ряд включаются "тексты"). Понимание и объяснение не противоположны друг другу, а взаимозависимы. Г., следовательно, нуждается в дополнении структурно-семиотическим анализом. Другая важная черта герменевтической философии Рикера - внимание к методологической функции Г. Условия возможности понимания могут быть, по Рикеру, эксплицированы на трех уровнях - семантическом, рефлексивном и экзистенциальном. Семантический уровень - исследование значений знаково-символических образований с помощью таких учений, как психоанализ (называемый Рикером "семантикой желания"), "философия значения" Витгенштейна и его последователей, экзегетика Бультмана и его последователей. Поскольку понимание многозначных высказываний есть одновременно и момент самопонимания, постольку оно нуждается в разработке на рефлексивном уровне. Но рефлектирующий субъект не есть чистое ego - задолго до своего самополагания в акте рефлексии он уже положен как экзистирующий; "онтология" понимания с самого начала встроена в его "методологию". За конфликтом интерпретаций кроется различие способов экзистенции. Поэтому единой и единственной теории интерпретации быть не может. Вместе с тем Рикер критикует Гадамера за отрыв "истины" от "метода" и отказ обсуждать вопрос о корректности интерпретации. То, что Рикер называет философской Г. - это критический анализ всех возможных методов интерпретации - от психоанализа и структурализма до религиозной феноменологии. Г. "воссоздания смысла" (Хайдеггер, Гадамер, Бультман) не будет полной без герменевтики "дешифровки" или "разоблачения" (психоанализ, структурно-семиотический анализ, "критика идеологии"). Задача философской Г. - четко очертить сферы применимости различных методов интерпретации или, как их называет Рикер, "герменевтических систем". Определенную роль в росте философской популярности Г. в Европе и Америке сыграли Корет (Австрия), Д. Хой, Р. Бернштейн (США), Ж. Гронден (Канада). В ответ на экспансию постструктурализма европейские авторы предпринимают не вполне корректные попытки представить в качестве Г. вышедшую из постструктурализма деконструкцию и другие связанные со структурализмом методики интерпретации.
B.C. Малахов
Гайденко П.П. Хайдеггер и философская герменевтика // Новые течения философии в ФРГ. М., 1986; Михайлов A.A. Современная философская герменевтика. Минск, 1986; Малахов B.C. Философская герменевтика Ганса-Георга Гадамера // Г.-Г. Гадамер. Актуальность прекрасного. М., 1991; P.Szondi. Einfuhrung in die literarische Hermeneutik. Fr./M., 1975; Texthermeneutik: Aktualitat, Geschichte, Kritik. Paderborn, 1979; Hermeneutics and Modern Philosophy. N.Y., 1986.
Источник: Современная западная философия: словарь
В эллинскую эпоху центром искусства герменевтики оказалась Александрия, где перекрещивались западные и восточные учения. Перевод книг Ветхого Завета на греческий язык (т. н. перевод 70 толковников) поставил вопрос о технике этой работы, связанной прежде всего с понятийным истолкованием, наиболее остро. Впоследствии эта работа была унаследована христианством для объяснения своего учения. Поэтому герменевтика складывалась как дисциплина, вспомогательная для богословия.
Уже в первых богословских школах начала нашей эры зарождаются различные направления герменевтики. Александрийская школа тяготела к аллегорическому истолкованию Священного Писания, антиохийская—к буквальноисторическому. Как правило, аллегорическое толкование предполагало и исторический, и мистический, и топологический смыслы, т. e. подчеркивало многосмысленность слов и выражений в противовес направлению, допускавшему лишь один определенный смысл. Такого рода противопоставление сыграло огромную роль и в богословских спорах, и в спорах, относящихся к широкому кругу общегуманитарных проблем, поскольку в нем предположено разное отношение к понятию «смысл». При буквальной интерпретации слово, как подлежащий истолкованию знак, теснейшим образом связано с вещью, именно эти вещные отношения вскрываются интерпретатором, который не может выйти за рамки этих отношений. При аллегорической и др. интерпретациях слово указывает скорее на интенции, желания, представления сообщающего, поэтому интерпретация более свободна, ибо она предполагает желание сообщающего сложить в слова разные смыслы. Ко времени зрелой схоластики упрочивается пять смыслов толкования Священного Писания: исторический, или буквальный, исходящий из прямого значения слов, аллегорический, символический, тропологический, исходящие из многозначности слов, их готовности к обретению новых смыслов, и аналогический, относящийся к «предметам вечной славы». Буквальный смысл, как говорил Данте, составляет своего рода предмет и материю, без чего нельзя подойти к их познанию. Такого рода многозначность основывалась на своеобразном строе мышления, предполагавшего, что любое, самое точное слово перед лицом Божественной полноты есть иносказание, брошенное слово, никогда не совпадающее с Истиной.
Первые опыты христианской герменевтики, основанной на единстве философско-теологических принципов, связаны с выяснением самой идеи Слова. Первые христианские апологеты толкуют Слово как невыраженное (это Слово принадлежит Богу-Отцу до творения) и произнесенное, которым Бог «посеял» свое присутствие в мире, и Слово воплощенное, которое есть Его максимальное самовыражение в тварном мире. Понимание метафорическое отождествлялось с пониманием физическим, метафора оказывалась иносказанием плоти (Иустин). Татиан представлял Слово как сообщаемость, т. e. коммуникативная идея Слова оказалась тесно связанной с идеей речи («Я беседующий»), лично определяющей индивида. Природе Слова, по Татиану, свойственно следующее: 1) образование иного Я, возникающего из несовпадения Я, обладающего Словом в себе, задумывающего его, и Я, оформляющего и сообщающего его; 2) Слово обнаружило себя как провокатор самопознания. Обращение его внутрь себя рождает исповедальность как особую форму мышления. Испытание Я становится единственно достоверной формой испытания, проверяющего Слово на истинность; 3) Слово двойственно, оно, с одной стороны, предопределено (звуком или буквой в начале произнесения и звуком или буквой в конце), а с другой,—свободно (в процессеnпроизнесения оно может измениться). Двойственность обусловлена волей говорящего: Бога и человека. Человек тогда бессмертен, когда сообщен со Словом, отлученный от Него становится смертным; 4) процессом произнесения Слова приводится в порядок материя как образ звука, человек как образ Бога, или бессмертия т. е. осуществляется процесс по причащению человека Богу.
Тертуллиан обратил внимание на идею имени, связанную с идеей творения по слову, которое вместе есть вещь, свидетельствующая о себе через имя. Имя как бы «последнее слово», пережившее перипетии выговаривания, обдумывания, свертывания. Имя свидетельствует данную вещь, только если эта данная вещь существует и имя выражает это существование. Проблема заключается в выявлении отношения не только между именем и вещью, ибо «а самой природе имени заложено различие между названием вещи и ее существованием» (Тертуллиан. К язычникам.—В кн.: Он же. Избр. соч. М., 1994, с. 42). Одним из серьезнейших опытов христианской герменевтики являются сочинения Оригена: 4 книги «О началах», «Гскзаплы», разнообразные схолии, гомилии, комментарии к «Песне песней», к евангелиям от Матфея и Иоанна и пр. Текст «Гекзапл» разделен на шесть столбцов. В первом из них помещался еврейский текст Ветхого Завета, во втором—тот же текст в греческой транслитерации, в третьем—перевод семидесяти толковников, в четвертом—перевод на греческий Акилы (ок. 129), в пятом— Симмаха (в 201—203). Сопоставление разных переводов, выполненных с разными целями (Акила сделал свой перевод для иудеев, живших в греческой языковой среде, Симмах принадлежал секте, признававшей чудесное рождение Христа, но отрицающей его божественность, Феодотион, также принадлежавший этой секте, впоследствии перешел в иудаизм), позволил выявить разную смысловую и терминологическую нагруженность тех или иных слов и значений, обнаружил суть философских и богословских споров, вызревших в средиземноморском бассейне в 2—4 вв. Ориген основывался на представлении о том, что слова указывают на реальные вещи и отношения. Но как вещи принципиально различаются между собой, так же принципиально различаются смыслы внутри слова, означающие данную вещь, поэтому слова многомысленны по природе. Ориген различает три смысла при истолковании Священного Писания: исторический, душевный и духовный.
Трактаты Аврелия Августина «Христианское учение», «Об учителе» и др. представляют своего рода учебник библейской герменевтики, построенный по схеме учебника риторики. Августин продумал вопросы, связанные с проблемами знака, значения, смысла, их понимания и истолкования. Сравнительно с Оригеном Августин расширил содержание герменевтики, поставив проблему однозначности или многозначности слова в связи с проблемой понимания.
«Христианское учение» Августин начинает с различения идеи вещи и идеи знака, через который и благодаря которому познается вещь. Вещь—то, что не применяется для обозначения чего-либо. Знаками что-либо обозначается, напр. Слова. Поскольку очевидно существование вещей, являющихся знаками для других вещей, то одна и та же вещь может выступать и как вещь, и как знак. Знак, следовательно, есть вещь, которая не только сообщает чувствам свой вид, но и вводит за собой еще нечто, что заставляет работать мышление. Знаки делятся на собственные и переносные. Собственные знаки используют для обозначения вещей, ради которых они изобретены, переносные используют и тогда, когда сами вещи, которые обозначаются собственными словами, употребляются для обозначения чего-нибудь другого. При таком определении переносных знаков для их понимания необходимо знание реальных отношений, связанное с необходимостью изучения всего корпуса познавательных искусств: физики, астрономии, географии, истории и гл. о. диалектики.
Несколько иное понимание знака у Боэция. Идея Божественного провидения у Боэция не связана с идеей предопределения. Провидение тождественно предзнанию, поскольку в качестве держателя времен оно знает все и равнозначно пониманию. Рассуждение, от которого неотъемлем человеческий ум, относится к пониманию как время к вечности, как движущийся круг к покоящемуся центру. Смысл провидения состоит не в том, чтобы сообщать вещам необходимость, а в том, чтобы быть знаком необходимости в грядущем. Сущность знака— обозначать скрытое, но не творить сущность означаемого. «Следовательно, то, что произойдет в будущем, не является необходимым до того момента, когда происходит, а не обретя существования, не содержит необходимости появления в грядущем» (Боэций. Утешение философией. B кн.: Он же. Утешение философией и другие трактаты. М., 1990, с. 218). Знак—намек на означаемое, на его возможность. Сущность знака—предполагать немыслимые, многовариантные состояния, вытекающие из свободы воли и природы слова, которые соотносимы с идеей случая, являющегося стечением противоречивых обстоятельств. Последнее позволяет Боэцию поставить проблему пререшения предрешенного, т. е. исключающего не первичный, но единственный смысл знака, не содержащего в этой своей единственности «природной необходимости». Предназначенное к существованию вправе остаться в возможности, не стать явным.
В 6—10 вв. познание возможностей слова становится определяющим. Христианство, выйдя за пределы средиземноморского бассейна и постепенно охватывая земли будущей Западной Европы, всколыхнуло новую герменевтическую волну, связанную с необходимостью включения в христианскую орбиту варварских народов. Эта волна связана с исследованиями этимологии (Исидор Севильский), с разъяснением смысла чудес (Григорий Великий), с объяснением мира как единства чуда и загадки, школы и морализации (Алкуин). Но подлинный расцвет герменевтики произошел в Средние века, когда идея Слова была связана уже не просто с идеями знака и имени, но с идеей речи. Речь, внутренняя речь, становится предметом логического анализа у Росцелина, Анселъма Кентерберийского, Абеляра, Иоанна Солсберийского, Иоанна и Боэция Дакийских и др., породив традиции изучения, называемые «дикгизмом», «сермонизмом», «модизмом». Аясельм Кентерберийский, считая, подобно Северину Боэцию, единицей высказывания «значащий звук», выделил в трактате «Об истине» два его значения: собственное и окказиональное. Исследуя функции этих двух значений, Аясельм обнаружил важное свойство имени: оно, в отличие от представлений Аристотеля, может не просто быть условленным звукосочетанием с условленным значением безотносительно ко времени (что и служило, в частности для Августина, указанием на единственный, предопределенный смысл слова), но само являться носителем времени. Слово «сегодняшний», если следовать Аристотелю, оказалось бы не именем, а глаголом, поскольку оно означает время, что есть, по Стагириту, глагольный признак. Вывод Анселъма таков: если вещь не может относиться к нескольким категориям, то слово может — в силу того, что оно способно соединять в себе разные категории, напр., вместе быть сушим и означать время, означать качество и обладание этим качеством. Слово «больше» вещи не только в границах человеческого мира: смысл Божественного слова превосходит границы Его форм в силу Своего домирного существования.
Такого рода подход исключал произвольное толкование текста, минуя его контекст, ибо контекст творится во времени. На это обратил особое внимание Абеляр. Для Абеляра речевое высказывание происходит здесь и сейчас, потому оно непременно несет на себе печать времени, исключающего установление одного общепризнанного понимания. В тесной связи с проблемой контекстуального толкования стоит его трактат «Да и Нет», обнаруживающий разные контексты возникновения тех или иных представлений, на которых могут базироваться и ошибки при переписке текстов. Сама идея речевого высказывания, приобретшего у Абеляра форму концепта, вела к необходимости пересмотра принципов герменевтики, ибо темнота и неясность Писания усугублялись множеством противоречивых толкований, что обеспечивалось самой богословской традицией. У Абеляра прослеживаются три ступени понимания, что обычно связывается только с эпохой Реформации: 1) понимание, когда читатель воспринимает отдельные звуки и слова; 2) понимание, когда «схватывается» значение речи в отдельных ее периодах, основанное на правильных связях слов и делениях периодов; 3) понимание, через которое постигается «душа говорящего», вызывающая ответное движение «души слушающего». Более того, Абеляр ставит проблему теоретического рассмотрения акта понимания, поставив вопрос об отношении значения (понятия) к смыслу, о самом процессе понимания (мыслеобразы Божественного субъекта — чувственные ощущения и преобразование их в смыслы—возвращение к первоначальным мыслеобразам), что делает проблемы герменевтики логическими проблемами. 13—14 вв. были «золотым веком» для развития идеи герменевтики, поскольку с развитием «двух истин» появляется новое условие—изменение понятия философии, которое отныне сообразуется только с истинами разума. Соответственно изменилось и представление о речи. Один из представителей «модизма» (направления, анализировавшего модусы речи) Роберт Килвордби писал, что речь бывает значащей в той мере, в какой она отвлекается от каждого отдельного языка, т. е. когда она присутствует в уме. Различия между языками модисты видели в звуковом облачении, а содержательно-смысловую сторону полагали повсюду одинаковой. Однозначность становится принципом толкования, по-разному проявляющаяся в модусах слова, который сродни акцидентальному свойству в отличие от атрибута.
Чем более рационалистичной становилась философия, освобождаясь ли от верующего состояния или пытаясь найти основания для их взаимосвязи (Фома Аквинский), тем более четко делились основания герменевтики на 1) предмет понимания и комментирования и 2) на процессы понимания и комментирования. У Фомы Аквинского основной речевой единицей, как у Абеляра и Гильберта Порретанского, является концепт, который есть форма «схватывания» имен, выходящих за понятийные рамки и направленных на постижение Бога. Эти имена не синонимы, они указывают на Божественную субстанцию, исходя из разных оснований. Такого рода концепты движения, причины, возможности и необходимости, степеней вещей, распорядка природы, постигаемые интеллектуальной, интуицией и развернутые в длиннейшую цепь доказательств. Физика прочно отделяется от метафоры. Герменевтика увидела в знаке не только предмет и понятие, не только обнаружила свою связь с логикой, но и вступила на путь конституирования себя как науки. Средневековая логика с ее спорами об универсалиях, особенно ярких в 15 в., связанных с именем Дунса Скота и Оккама, сумела проанализировать именно логическую теорию знаков. Они-то и подготовили новую идею возрожденческой и реформационной философии, поставивших, с одной стороны, проблему герменевтики как проблему истолкования другой, независимой от христианства и поэтому не связанной с теологией культуры, а с другой — проблему герменевтики как искусства «истинной» интерпретации Священных текстов вне зависимости от предания. В любом случае развитие герменевтики становится залогом появления проблемы понимания чужой индивидуальности, где предметом герменевтики становится аспект выражения, а не содержания, что, в конечном счете, привело к идее разделения идеи слова на идеи речи и языка. Лит.: Шпет Г. Г. Герменевтика и ее проблемы.—«Контекст», 1990, № 1—6; Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988; Петров М. К. Язык, знак, культура. М., 1990; Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995; Meyer G. F. Versuch einer allgemeinen Auslegungskunst. Dusseldorf, 1965; Hermeneutik und Dialektik, hrsg. v. R. Bubner, Bd 1-2. Tub., 1970.
С. С. Неретина
Герменевтика—искусство истолкования; теория интерпретации и понимания текстов. У Платона искусство герменевтики сродни искусству мантики — возвещению и разъяснению воли богов. Равным образом в эпоху эллинизма герменевтами называли толкователей сообщений, смысл которых был закрыт для непосвященных, будь то поэмы Гомера или изречения оракулов. В известном трактате Аристотеля «Об истолковании» вообще не идет речи о «герменевтике» в каком-либо из значений этого слова, а рассматриваются логические структуры суждения. В Средние века герменевтика не выделена из экзегетики — комментирования Библии. Т. о., термин «герменевтика» как в античности, так и в средневековье не является обозначением особой дисциплины (не случайно средневековые авторы предпочитают латинское слово exegese). Однако главная причина отсутствия герменевтики как самостоятельной области знания состояла в том, что в этот период не было разведения практики истолкования, с одной стороны, и его методов,—с другой. В качестве особой дисциплины—учения о методах интерпретации — герменевтика может быть прослежена начиная с середины 17 в. Ее первым документом принято считать трактат И. Q,wнхаузера «Hermeneutika sacra» (1654). В эпоху Возрождения складывается различие между henneneutica sacra, имеющей дело с текстами Священного Писания, и hermeneutica profana, предметом которой являются тексты классических античных авторов. Первая существует в рамках теологии, вторая — в рамках логики и риторики. С увеличением корпуса текстов, входящих в компетенцию «профанной герменевтики», появляются труды общего характера. Таковы «Введение в истинное истолкование разумных речей и писаний» И. А. Хладениуса (1742), «Опыты всеобщего искусства истолкования» Г. Ф. Майера (1756) и др. Однако вплоть до начала 19 в. герменевтическая проблематика не выделена в качестве особой предметной области, в силу чего герменевтика остается частью других дисциплин (прежде всего теологии и филологии) и служит скорее дидактическим, чем научно-исследовательским целям. Заслуга обоснования герменевтики как науки принадлежит Ф. Шлейермахеру. Для Шлейермахера герменевтикауниверсальная теория истолкования как такового, безотносительно к тому, о каких текстах идет речь — «сакральных», «классических» или просто «авторитетных»; правила интерпретации едины для всех текстов. Герменевтика, по определению Шлейермахера,—это учение о «взаимосвязи правил понимания». Цель этого учения состоит в прояснении условий возможности понимания письменных документов. Любой письменный документ представляет собой языковое обнаружение, имеющее двойную природу: с одной стороны, он есть часть общей системы языка, с другой,—продукт творчества некоторого индивида. Перед герменевтикой стоит поэтому двойная задача: исследование языкового обнаружения в качестве элемента определенной языковой системы и вместе с тем—как обнаружения стоящей за ним уникальной субъективности. Первую часть задачи выполняет «объективное» (или «грамматическое») истолкование, вторую — «техническое» (или «психологическое»). Грамматическое истолкование анализирует текст как часть определенной лексической системы, психологическое же — индивидуальный стиль, т. е. комбинации выражений, не заданные лексической системой. Этот аспект герменевтической теории Шлейермахера (оставленной им лишь в рукописных фрагментах) позволил некоторым теоретикам и практикам герменевтики (Х.-Г. Гадамер, М. Франк) противопоставить Шлейермахера позднейшим представителям герменевтической традиции (В. Дильтей, Г. Миш, И. Вах), развивавших преимущественно психологическую сторону «искусства понимания». Сам Шлейермахер, правда, в поздних работах отдавал предпочтение разработке «технической», т. е. субъективной, психологической интерпретации. Предпосылкой «вживания» (Einleben) как метода работы исследователя является то, что и исследователь текста, и его автор суть индивидуальные выражения одной и той же сверхиндивидуальной жизни («духа»). К Шлейермахеру восходит также важное различение между «компаративными» и «дивинаторными» процедурами интерпретации: если в первом случае высказывания, составляющие определенный письменный документ, истолковываются в сравнении с языковым и историческим контекстом (т. е. с иньми текстами соответствующей эпохи), то во втором случае дело заключается в интуитивном схватывании смысла произведения. Шлейермахер обратил внимание на круговой характер процесса понимания («герменевтический круг»): понимание части (напр., отдельного слова) невозможно без понимания целого (в частности, того предложения, в которое это слово входит), но понимание целого, в свою очередь, предполагает понимание частей. Важным этапом становления герменевтики была «философия жизни» В. Дильтея, в рамках которой герменевтике приписывается особая методологическая функция. Дильтею принадлежит заслуга систематического развития тезиса, согласно которому «понимание» есть не частный аспект теории познания, но фундамент гуманитарного знания («наук о духе») вообще. Это положение Дильтея, однако, было подготовлено интенсивными дискуссиями в исторической (И. С. Дройзен) и филологической (А. Бек) науке 2-й пол. 19 в. Дройзен, в частности, обратил внимание на методологическую нехватку, препятствующую историографии стать наукой. Методом исторического познания, по Дройзену, должно стать «понимание». Предмет последнего составляют не объективные факты, а то, что уже было в свое время проинтерпретировано; работа историка—это «понимающее схватывание» уже когда-то понятого. Сходные мысли применительно к труду филолога высказывает Бек. Его знаменитая формула, согласно которой филология есть «познание познанного», имеет в виду два обстоятельства. Во-первых, филологическое знание добывается в ходе реконструкции некоторого документа; но то, что подлежит реконструкции, уже представляет собой определенное знание. «Рекогнитивный» акт филолога всегда нацелен на некоторое когнитивное целое. Во-вторых, документы, с которыми имеет дело филолог, суть письменно зафиксированные результаты познавательных усилий того или иного индивида; но эти фиксации несут в себе большее содержание, чем было ведомо оставившему их индивиду, «Сообщаемое» не сводится к тому, что тот или иной автор намеревался сообщить (ср. тезис Шлейермахера о необходимости «понять автора лучше, чем он сам себя понимал»). В своей «Энциклопедии и методологии филологических наук» (курс лекций, прочитанных между 1809 и 1865; издан в 1877) Бек выделяет четыре основных типа интерпретации: «грамматическую», «историческую», «индивидуальную» и «родовую» (т. е. относящуюся к различным типам речи и литературным жанрам). В грамматической интерпретации текст понимается, исходя из целостного контекста «общеупотребительных выражений языка», в исторической—исходя из взаимосвязи «ходовых представлений» данной эпохи (в обоих случаях дело идет об объективных условиях сообщения). Субъективные условия сообщения анализируются через истолкование индивидуальности говорящего («индивидуальная» интерпретация») и через отнесение сообщения к определенному типу, или роду речи (родовая, или «генерическая» интерпретация). У Дильтея герменевтика—часть грандиозного методологического проекта, цель которого состоит в обосновании значимости историко-гуманитарного познания («наук о духе») и несводимости процедур последнего к процедурам естественнонаучного познания («наук о природе»). «Понимание» есть, по Дильтею, единственно адекватное средство передачи целостности, именуемой Жизнью. «Понимание» трактуется при этом как та процедура, благодаря которой «жизнь» вообще может быть прояснена и осмыслена. «Жизнь» здесь — наименование духовно-исторического мира, важнейшей характеристикой которого является его изоморфность нам как познающим. Живое может быть познано живым. «Дух в состоянии понять лишь то, что порождено духом». Многократно пересматривая свою концепцию понимания, Дильтей то сосредоточивается на его интуитивном и в этом смысле иррациональном характере, то подчеркивает связь интуитивного постижения с понятийным мышлением. Под влиянием критики со стороны баденского неокантианства (Риккерт), а затем и под влиянием феноменологии Гуссерля Дильтей стремится освободить свою концепцию от явного психологизма. Он заостряет внимание на несводимости понимания к «вчувствованию» (Einfuehlung), вводит, наряду с понятием «переживание» (Eriebnis), понятия «выражение» (Ausdruck) и «знание», а также обращается к понятию «объективного духа» Гегеля. В этот период Дильтей рассматривает понимание как «воспроизводящее переживание» (Nacherlebnis), которое имеет дело не только с индивидуальными психическими актами, но и со сферой несводимых к отдельным субъектам идеальных значений. Водоразделом в истории герменевтики стал труд М. Хайдеггера «Бытие и время» (1927). Понимание здесь выступает не как способ познания, но как способ бытия. Герменевтика приобретает тем самым онтологический статус. Она перестает быть вспомогательной дисциплиной или методологией гуманитарного познания, становясь универсальной «философией понимания». Этот вывод и делает из хайдеггеровской работы Гадамер, выступивший в начале 1960-х гг. с концепцией герменевтика философской. Превращению герменевтики в философию противостоят сторонники традиции герменевтики как учения о правилах и процедурах интерпретации текстов (Э. Бетти, Е. Д. Хирш, Т. Зеебом и др.).
Лит.: Ауэрбах Э. Мимесис: изображение действительности в западноевропейской литературе. М., 1976; Богин Г. И. Филологическая герменевтика. Калинин, 1982; Горский В. С. Историко-философское истолкование текста. К., 1981; Swndi P. Einfuhrung in die literarische Hermeneutik. Fr./M., 1975; Texthermeneutik: Aktualitat, Geschichte, Kritik. Paderborn, 1979; Gadamer H.-G. Seminar: Hermeneutik und die Wissenschaften. Fr./M., 1978.
В. С. Малахов
Источник: Новая философская энциклопедия