ЕВРОПЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

(europäische Philosophie) — «Наше европейское мышление начинается с греков, и с тех пор оно считается единственной формой мышления вообще. Несомненно, эта греческая форма мышления обязательна для нас, европейцев. Если мы занимаемся философией и наукой, используя эту форму, то отвлекаемся от всех исторических условностей и стремимся к безусловному и постоянному, к истине, и не только стремимся к этому, но и приходим к пониманию безусловного, постоянного и истинного... Греки освоили новые предметные области (такие, как наука и философия) и расширили старые методы (как, например, логический метод) не только с помощью уже существовавшего до них мышления; они впервые создали то, что мы называем мышлением: они впервые открыли человеческую душу, человеческий дух, в основу которого легло новое самопонимание человека» (В. Snell. Die Entdeckung des Geistes. Studien zur Enstehung des europ. Denkens bei den Griechen, 1948). Греческая философия не только является фундаментом европейской философии, но также составляет ее структуру и ее существенное содержание: до сих пор европейские мыслители питаются греческим духовным наследием. «Мы, конечно, стоим выше Гиппократа, греческого врача. Но вряд ли мы можем сказать, что стоим выше Платона. Мы превзошли его лишь в том, что касается материала научного познания, который он использовал. В самом же философствовании мы, пожалуй, едва ли поднялись выше него» (К. Jaspers. Einführung in die Philosophie, 1950). Свою и поныне существующую форму европейское мышление приобретает в средние века. Схоластика распространяла полученное от греческих мыслителей наследие через духовные ордены и университеты. Это наследие перешло к схоластическим ученым не в его первоначальном виде, а в латинских переводах. Ранняя схоластика опиралась почти целиком на произведения Боэция, переведшего на латинский язык «Категории» Аристотеля и его произведение «Péri hermeneias» («Об истолковании»), а также произведение Евклида «Stoicheia» («Основные начала геометрии»). Сначала об Аристотеле вообще больше ничего не знали. Только в 1128 Яков Венецианский перевел на латинский язык «Аналитику», «Топику» и произведение «Péri sophisticon elenchon» («О софистических опровержениях»); Фома Аквинский также имел в своем распоряжении только эти переводы. Примерно в середине XII столетия стали известны также естественно-научные произведения Аристотеля, затем естественно-научные работы Птолемея и Евклида, а именно в переводах с греческого на латинский язык, появившихся в Палермо, и с арабского на латинский, появившихся в Толедо (где иногда этому переводу предшествовал перевод на кастильский язык). К этому же времени были переведены на латинский язык медицинские и астрономические произведения арабов. Из произведений Платона в раннем средневековье был известен только «Тимей» в переводе Цицерона, но пользовались не этим текстом, а почти исключительно комментариями к «Тимею» Посидония в латинском переводе Халкидия. Впрочем, Платона знали только по цитатам, приводимым в работах латинских отцов церкви, прежде всего Августина и Боэция. Они оба вообще были авторитетами для Европы до XII столетия включительно. По сравнению с ними греческие отцы церкви не играли большой роли, хотя они были представлены столь значительными фигурами, как Дионисий Ареопагит, отец христианской мистики (наряду с Августином) и основной источник неоплатонизма, и Иоанн Дамаскин, представивший в своем переведенном на латинский язык произведении «Ре§е дпоБеоБ» («Источник познания») собранный воедино мир идей всех греческих отцов церкви. Влияние Платона на европейское мышление в период поздней схоластики уменьшилось, так как в это время стали известны метафизика, психология, этика и политика Аристотеля, причем опять-таки косвенно, благодаря посредничеству арабских и еврейских ученых, переводивших аристотелевские тексты с арабского на кастильский или латинский языки. Аристотель стал неоспоримым научным авторитетом начиная с XIII в. и оставался им до конца средних веков. Поздняя схоластика ставила перед собой в известной степени одну задачу: интерпретировать Аристотеля и согласовывать его учение с откровениями Священного Писания и мнениями признанных отцов церкви. Большое значение в становлении европейской философии имеет то, что мыслители средневековья знали греческих философов только в более или менее хороших переводах и, как правило, лишь в комментариях римлян, арабов и евреев. Расчетливый и сравнивающий рассудок римлян был инструментом, не приспособленным для того, чтобы правильно интерпретировать греческий дух и его творения. Еще дальше от него стояли оба семитических народа с их крайней трезвостью мышления. Переводы содержали много ложных толкований, извращений и искажений в духе рационализма. К тому же средневековье было эпохой комментаторов. Каждый переводчик давал очередной комментарий к переведенному им тексту, и эти комментарии играли в схоластике по меньшей мере такую же роль, как и текст. Переводчику его комментарий, разумеется, был интереснее и важнее, чем перевод. Поэтому он интерпретировал и переводил греческий текст соответственно пониманию, представленному им в его комментарии. Это была философия переводчиков и комментаторов, усвоенная научной системой схоластических мыслителей и оттуда через монастыри и университеты распространившаяся среди европейских народов, но это не был подлинно греческий дух. Таким образом, европейское мышление в решающие столетия воспитывалось в духе одностороннего рационализма, который затем у Декарта победил все другие формы мышления, а в эпоху Просвещения, вплоть до Гегеля, целиком пронизывал духовную жизнь и все еще оказывает сильное влияние на современную философию. Когда в XIV в. турки-османы угрожали Византии и бежавшие оттуда греческие ученые привезли с собой в Западную Европу подлинные греческие тексты (см. Академия), было уже слишком поздно. Хотя затем и признали, что имели дело лишь с искаженным в плотиновском духе Аристотелем и Платоном в неоплатоновской трактовке, но мыслительные формы Западной Европы к этому времени уже твердо установились. Напрасно Паскаль сопротивлялся напору рационализма. Огромная область понятий ценности была изолирована от понятий, объясняющих мир, и объявлена второстепенной. Истина отныне была доступна только рассудку. Гуманисты и неогуманисты, которые пытались впоследствии изменить это положение, играли эпизодическую роль.
Но идейное наследие греков нашло еще и второй путь в Европу — не через Рим и Палермо или через Александрию и Толедо, а через Византию. Законным наследником греческих мыслителей был не Рим, а Византия. Византийские ученые, греческие отцы церкви и монахи в Афонском монастыре говорили и писали по-гречески, им не нужны были переводы, и — самое главное — у них были первоисточники. Язык и благодаря ему духовная атмосфера были здесь в основном греческими, и многое из специфики, особенностей греческого духа было сохранено. Правда, византийские ученые были христианами и, подобно западноевропейским ученым, толковали Аристотеля и Платона в христианском духе. Все же расстояние от Афин до Византии было намного короче, чем до Рима или Толедо, это был наиболее верный, свободный от заблуждений путь, так что византийские ученые могли составить себе гораздо более истинное представление о греческой философии, чем западноевропейские. Важно еще и второе различие между Византией и Парижем (центром Западной Европы): ведущим философом в Византии был не Аристотель, отец логики, а Платон, открывший мир идей, о котором западноевропейское средневековье почти что ничего не знало. Чем Фома Аквинский был для Западной Европы и еще до сих пор является для римско-католической церкви, тем для Восточной Римской империи и для православной церкви является Фотий, византийский патриарх. Он понимал и резко подчеркивал принципиальное различие римского и византийского мышления, римского и византийского христианства. Он считал Византию единственным оплотом европейской культуры, сохранившимся после переселения народов; в 870 Фотий основал в Византии, во дворце Магнаура, Академию, он также читал лекции по греческой философии. Византийские ученые распространяли его идеи, так же как западноевропейские ученые — идеи Фомы Аквинского. В духе Фотия действовали также двое знатных молодых людей из Салоник примерно одного с ним возраста — Кирилл и Мефодий, славянские апостолы. Как Париж влиял на Западную Европу, так Византия влияла на славянские народы, и влияние это было столь длительным и неослабевающим, что и сегодня в жизни славян живо византийское средневековье. Это относится к литургии православной церкви, которая непонятна без знания платоновской философии, но прежде всего это относится к славянским языкам. Как мышление западноевропейских народов окончательно сформировалось в период схоластики, так восточноевропейское мышление сформировалось в период деятельности христианских миссионеров, выходцев из Византии. Чтобы политически размежеваться с Византией, Кирилл изобрел письменность для славянских народов, которая в основном употребляется и сейчас. Только в связи с этим славянские языки приобрели ясную форму и смогли противостоять вмешательству Рима силами всего народа. Вместе с формой был обретен и собственный смысл, объективный дух. У славян в то время не возникло собственной философии, греческое духовное наследие выражается у них в общем отношении человека к миру и другим людям. Мышление славян является общечеловеческим, таким, которое Ясперс называет экзистенциальным. Русский философ Киреевский, во времена Гегеля учившийся в Берлине, писал, что западные мыслители особым чувством постигают нравственное, другим чувством — прекрасное, третьим — полезное; истину постигают они абстрактным рассудком, и ни одна из этих способностей не знает, что делает другая, пока не завершится ее деятельность... Бесчувственный холод рассуждения они рассматривали в качестве точно такого же законного состояния души человека, как высшее воодушевление сердца... Аристотелевская система разорвала единую взаимосвязь духовных сил, оторвала все идеалы от их нравственных и этических корней и пересадила их в сферу интеллекта, где имеют значение только абстрактные знания (О характере просвещения Европы... 1852). Славянин мыслит, исходя из центра своего Я, и считает своей нравственной обязанностью держать все свои духовные силы собранными в этом центре и направлять их на вещи и людей не иначе как соединенными (собранными близ сердца). Ибо только таким образом мышление достигает истины, а мышление, преследующее иную цель, чем истина, является греховным, недопустимым, нечеловеческим. Славянское мышление в своей сущности является экзистенциальным.
Обе ветви европейской философии, берущие свое начало от греческой философии, — западная, аристотелевская, и восточная, платоновская, — все больше отдалялись друг от друга со времени отделения православной церкви от римской (ок. 1000); причем восточная философия ослабла, а затем и вовсе временно прекратила свое существование в связи со столетним господством турок. Между обоими мирами тем временем было мало точек соприкосновения. Запад оказал решающее влияние на Восток сначала через философию Просвещения, а затем — через философию Гегеля (см. Tschizewskij. Hegel bei den Slawen, 1961). На славянских землях и во всех восточноевропейских странах под руководством большевизма усиленно распространялся философский материализм Просвещения, в то время как Западная Европа пыталась окончательно освободиться от единовластия рационализма, повернувшись, с одной стороны, к метафизике, с другой же — углубляясь в антропологические вопросы, что влечет за собой расширение таких гуманистических дисциплин, как социология, политология и критика идеологии. Вследствие этого с середины XX в. философия, вопреки своим историческим корням, стремится во все возрастающем масштабе вмешиваться в конкретные события и их толкования. Несмотря на многие общие проблемы и большую совместную работу специалистов, представляющих различные европейские нации, нельзя говорить об общеевропейской философии современности; напротив, сегодня следует рассматривать ее как процесс медленного слияния отдельных, обусловленных исторически и в языковом отношении процессов развития французской, английской, немецкой, итальянской, классической славянской и других философий.
Р. Hazard. Die Krise des europäischen Geistes 1680—1715, 1939; S. Radhakrishnan. Eastem Religions and Western Thought. Oxford, 1939, dt. 1952; B. Russell. A History of Western Philosophy. New York, 1945, dt. 1950; B. Snell. Die Entdeckung des Geistes, 1946; J. M. Bochenski. E. P. der Gegenwart, 1947; L. Brunschvicg. L’Esprit Européen. Neuchâtel, 1947; F. Heer. Aufgang Europas, 1949; H. Gollwitzer. Europabild u. Europagedanke, 1951; F. Heer. Europäische Geistesgesch., 1953; H. Glöckner. E. P, 1958;
Noack. Die Philos. Westeuropas, 1962, 1976; G. Paul. Asien und Europa. Philosophien im Vergleich, 1984; H.-G. Gadamer. Die Vielfalt Europas, 1985.